Известные в древнерусском языке с XI века слова «воля» и «свобода» в определенном контексте могли сближаться по семантике настолько, что становились синонимами. Но сегодня между двумя русскими словами обнаруживается заметная, хоть и не всегда очевидная разница.

Похожи или нет?

Если свести трактовку к лаконичным определениям, то свобода — это некое состояние, тогда как воля — определенное качество. Сравните: свобода выбора — воля к победе. Постановка двух слов в один синонимичный ряд связана с тем, что свободный и вольный человек действует так, как считает нужным, нередко следуя правилу: разрешено все, что не запрещено. Фактическое равенство двух лексем встречается в словаре 1863—1866 гг. Владимира Даля, который определяет свободу как «собственную волю, простор, возможность действовать по-своему». В современном значении свобода нередко определяется как наличие внешних условий для реализации воли человека.

О том, что концепт «свобода-воля» может рассматриваться как единый, говорит и лингвист Нина Арутюнова. Она считает, что две лексемы находятся «в постоянной борьбе и делят между собой языковое пространство». В своей монографии «Воля и свобода» Арутюнова пишет, что различия между «свободой» и «волей» проявляются тогда, когда речь заходит о характеристиках человека. Живущих вне социума называют «вольными». Тех, кто может поступать по своему усмотрению, но с учетом общественных законов, считают «свободными».

Разная этимология

По мнению Макса Фасмера, «свобода» этимологически восходит к церковнославянскому «свобство», где корень «своб-» употребляется в значении «свой». Таким образом, свобода обозначала «положение своего» в обществе. При этом в древнерусских текстах «свободити» часто употребляется вместе со словом «рабство», а «свобода» воспринимается как противоположность состояния раба и приписывается всякому, кого освободили, сделали своим.

Воля принадлежит к индоевропейскому словарному фонду. Слово образовано в результате чередования гласных и семантически связано с «велеть», при этом в значении интегрируются такие признаки, как «желание» и «выбор». В древнерусском языке «воля» обозначало осознанный выбор между несколькими возможностями, некое усилие разума для принятия наиболее разумного решения.

Свой — чужой

В диссертации кандидата филологических наук А. Лисицына «Анализ концепта «свобода-воля-вольность» в русском языке» лексемы «свобода» и «воля» противопоставляются по принципу «свой-чужой». По мнению ученого, изначально «свобода» и «слобода» были почти синонимами и обозначали состояние человека, и место его проживания — обособленное, где живут только свои. Противопоставлением «свободе-слободе» становилась «воля», которая ассоциировалась с чужим миром, тем, что находилось за пределами слободы.

О деньгах и птицах

Оригинальный вариант семантического расхождения «свободы» и «воли» приводит в своей монографии Н. Петровых. По мнению исследовательницы, «воля» в русском сознании — это полет, простор, ветер, птица, свет, счастье, жизнь, раздолье, стихия. Тогда как свобода ассоциируется с законом, деньгами, равенством, братством, творчеством, демократией. Важно, что при рассмотрении психологической составляющей, свобода — это ответственность, а воля — независимость, сила, решительность.

Воля и произвол

Интересное исследование провела А. Вержбицкая. В монографии «Понимание культур через посредство ключевых слов» она указывала на явную связь «воли» и феномена массовых крестьянских побегов, когда воля воспринималась как способ «жить не в заключении». Отсюда сближение «воли» со стихийностью, разгулом, беззаконием, произволом. Как пишет Н. Петровых, воля для русских — это душевное состояние, которое овладевает человеком настолько, что он не боится нарушить любые законы. Воля может быть эгоистичной, и крайним ее проявлением становится русский бунт.

Интересно, что в романе «Я пришел дать вам волю» Василий Макарович Шукшин ставит волю на границе с «языческой безумной стихией», а проявление воли — это тот самый русский бунт, отрицающий законную власть, кровавый и беспощадный. Неслучайно движущими силами разинского бунта в романе становятся беглые бесправные крестьяне и вольные казаки. Первые хотят обрести законную свободу, вторые — освободиться от социального рабства. По мнению автора, в финале романа бунтовщик Разин достигает абсолютной свободы духа, веря, что «дал людям волю».

Свобода и смирительная рубашка

По мнению А. Вержбицкой, в русском сознании «свобода» на протяжении всей истории противопоставлялась «стесненности и ограничениям», поэтому обретая свободу, человек словно «освобождался от своего рода смирительной рубашки, материальной или психологической».

Что русским ближе

Большинство исследователей сходятся во мнении, что русскому сознанию «воля» ближе. Семантически она связывается с «желанием», «удовольствием», «простором» и «русским полем». «Свобода», как пишет русский религиозный мыслитель и историк Георгий Федотов, «все еще кажется переводом с французского liberté». Это приводит к тому, что «свобода» ассоциируется у русских с законом, властью, независимостью и демократией.

«Свобода» трактуется многими философами как часть европейского сознания. Например, у Канта она выступает как состояние нравственного сознания, тогда как в проявлении мыслей, чувств и желаний в отношении «других явлений природы» человек не свободен. По мнению И. Фихте, свобода заключается в добровольном подчинении исторической необходимости через ее познание. Г. Гегель считал, что путь к свободе долог и тернист, и прежде чем человек станет по-настоящему свободен, пройдут века. При этом философ не отрицал свободу духа и мысли.

На Руси идея свободы была испокон связана с православием и верой. Такое понимание излагали и мыслители Серебряного века — В. Соловьев, Н. Бердяев, Л. Шестов. В их работах свобода определялась как состояние духа, а воля — как состояние души.

В русском менталитете воля — это безграничный простор для личности, для поступков, отсутствие границ. Воля — это движение, готовность действовать вопреки, отрицание любой власти и одновременно покой и умиротворенность, потому что «душа не болит от тоски и тесноты». Свобода же находится вне пространства и времени, но ее обретение никогда не выходит за рамки действующих правил и законов.

Продолжая серию материалов о философии и её основных понятиях, я хочу поговорить теперь о том, что такое свобода, и так ли мы свободны, как думаем.

Свобода — понятие достаточно проблематичное в том смысле, что существует довольно большое количество различных точек зрения на него. И в зависимости от того, какую точку зрения мы принимаем по этому вопросу, мы обычно причисляем себя и к определённому направлению политического спектра. Из-за этого быть политически непредвзятым в этом вопросе практически невозможно, так что я сразу оговорюсь, что буду говорить о свободе с позиции республиканской теории (не путать с Республиканской партией США), которая в последние пару десятилетий вызывала интерес к себе в научном сообществе именно благодаря реконцептуализации понятия свободы. Философы, занимающиеся республиканской теорией, выделяют три основных способа понимания свободы, о которых я предлагаю сейчас поговорить: свобода как отсутствие фрустрации (или свобода как удовлетворение потребностей), свобода как отсутствие вмешательства и свобода как отсутствие доминирования.

Свобода как отсутствие фрустрации

Понимание свободы как отсутствие фрустрации — самое простое и базовое, и очень часто мы думаем о свободе в таком ключе. Согласно данному пониманию, свобода — это возможность делать всё, что захочется. И, собственно, отсутствие этой возможности вызывает фрустрацию вследствие неудовлетворённой потребности.

Однако представим себе следующую ситуацию: есть некий раб, который настолько владеет собой, что может отказаться от всяких желаний. Соответственно, если у него нет собственных желаний, то он не может быть фрустрирован их неисполнением. Значит, согласно пониманию свободы как отсутствия фрустрации, этот раб является свободным человеком.

Это так называемый парадокс свободного раба, придуманный древнегреческими философами-стоиками. Они, правда, считали такую ситуацию удовлетворительной и полагали, что чем меньше у человека желаний, тем он свободнее.

Но парадокс на то и парадокс, что он указывает нам на противоречие. Кроме того, согласно такой концепции, всё, что противоречит нашим желаниям, ограничивает нашу свободу. Если кто-то хочет уметь летать, но не умеет, то вряд ли он будет от этого менее свободен.

Chaz Mcgregor / Unsplash.com

Свобода как отсутствие вмешательства

Представление о свободе как об отсутствии вмешательства немного сложнее и гораздо новее. Оно появилось всего пару веков назад вместе с либеральной теорией, в основу которой и легло. Тем не менее сейчас это один из основных способов интерпретации свободы.

Такая трактовка является в некотором смысле обратной по отношению к свободе как отсутствию фрустрации, поскольку переходит от рассмотрения внутреннего состояния субъекта к внешним обстоятельствам. Свобода как отсутствие вмешательства состоит в отсутствии внешнего вмешательства в деятельность индивида. Если кто-то не позволяет кому-то что-то делать, то это является вмешательством и, следовательно, ограничением свободы. Здесь не так важно, что человек хочет делать, как то, что человек может делать, потому что ограничения накладываются именно на возможности. Сторонники такого понимания свободы полагают, что главная задача государства — не позволять одним людям вмешиваться в дела других людей, тогда как любая другая деятельность с его стороны сама по себе будет являться вмешательством.

Но представим себе следующую ситуацию: давайте снова раба, который очень хорошо знает своего господина и его привычки и желания, так что господин никогда не вмешивается в деятельность раба, поскольку тот отлично исполняет все его желания. То есть прямого вмешательства нет. Однако раб отлично знает, что если он сделает что-то не так, то будет наказан. Более того, господин, даже будучи очень благожелательным, всегда имеет возможность вмешаться в деятельность раба, о чём раб также знает и ничего не может с этим поделать. Тут наша интуиция, кажется, подсказывает, что раб всё-таки не свободен, а, напротив, полностью зависит от воли хозяина.

Dino Reichmuth / Unsplash.com

Свобода как отсутствие доминирования

Для того чтобы мы были свободны, недостаточно, чтобы другие люди просто не вмешивались произвольным образом в нашу деятельность, необходимо ещё, чтобы у них не было возможности этого сделать. То есть если мы будем знать следующее: когда мы не ведем себя определённым образом, другой человек вмешается и заставит нас вести себя так, как хочет он, или же нанесёт нам вред —, то мы изначально будем вести себя в соответствии с его желаниями.

Принципиальное отличие понимания свободы как отсутствия доминирования состоит в возможности контролировать собственные действия и влиять на решения, принимаемые совместно с другими людьми, чего раб не может сделать. Свободным действием считается такое действие, которое кажется тем, кто его совершает, желаемым и разумным. Действия же, которые нас заставляют выполнять против нашей воли и не спрашивая нашего мнения, свободными не являются.

Парадокс свободного раба в этой теории невозможен, потому что свобода в ней определяется именно как не-рабство, как отсутствие господства или доминирования.

И тут выделяются несколько важных критериев. Первый, довольно простой, но немного спорный: свободный человек — это тот, кто спокойно и гордо может смотреть в глаза своим согражданам как равный, потому что он не подчиняется воле никого из них, а сам определяет свою судьбу и судьбу своего государства. Второй критерий состоит в том, что на человека можно возложить ответственность за его действия. Раб не несёт ответственности за те действия, которые он выполняет по приказу господина, поскольку он является орудием исполнения чужой воли. Винить раба за исполнение приказов – это как винить оружие за убийство.

Огромное преимущество понимания свободы как отсутствия доминирования состоит в том, что оно, в отличие от понимания свободы как отсутствия вмешательства, не идентифицирует любую помеху извне как ограничение свободы. Только произвольное вмешательство, на которое мы не можем повлиять, будет считаться таковым. Поэтому государство не обязательно урезает свободу, даже если накладывает довольно много ограничений. Дело в том, что, если мы сами накладываем их на себя, это не является ограничением нашей свободы. Государство же может, напротив, создавать препятствия такому вмешательству со стороны других субъектов.

При этом в рамках понимания свободы как отсутствия вмешательства игнорируется множество ограничений свободы, которые возможно определить при трактовке свободы как отсутствия доминирования. Это относится, например, к вышеуказанному случаю раба, в деятельность которого не вмешивается хозяин.

Слово «воля» есть более высокая категория, чем «свобода».
Воля подразумевает еще и просторы земли («вольному воля»).
Русский человек мечтал о воле, как о самостоятельности на вольной земле.
Русская воля — это воля самого по себе человека, находящегося на вольной земле, не нуждающегося в рае господнем: «Вольному воля, спасенному рай».
То есть, воля есть воля человека, независимого от Бога, и, в этом смысле, равного Богу.
Свобода же, — буквально — С-Во-Бо-Да, — это сложное слово, свернувшееся из фразы: «С Волей, Богом Данной».
То есть, «свободный» человек имеет волю не сам по себе, а с руки Бога, то есть, он — не самостоятелен, он — раб божий, он богом освобожден и, следовательно, богу обязан.
СВОБОДА, в отличие от ВОЛИ, нередко ассоциируется с опустошением, с освобождением от обязанностей и от собственности.
Последний момент очень важен для формирования капитализма: именно освобождение людей от отношений патриархальной собственности является ключевой сутью процессов первоначального накопления капитала.
Именно поэтому ВОЛЯ, в отличие от СВОБОДЫ, является ключевой категорией, отличающей патриотическую идеологию от либеральной.
СВОБОДА стала главным лозунгом на знаменах всех буржуазных революций.
На деле, буржуазное освобождение от «патриархального рабства» нередко равносильно массовому выбрасыванию людей — бывших членов патриархальных общин — на улицы, и обречению их либо дичать, либо искать работу через рыночные отношения.
Для многих современных стран Азии и Африки, вторжение западного либерализма и западной демократии приводит к уничтожению местной (патриархальной) цивилизации и формированию стай одичавших людей, промышляющих разбоем…