Этот способ перенесения права собственности представлял собой мнимый судебный процесс: судебный процесс о собственности был приспособлен для цели перенесения права собственности (Гай. 2.24.96).

В качестве мнимого судебного процесса этот способ был доступен только лицам, допускавшимся к участию в римском процессе. Приобретатель требовал вещь, которую он приобретал, утверждая, что она принадлежит ему, отчуждатель не защищался или признавал право истца. Претор, перед которым осуществлялась эта процедура, в производстве in iure констатировал право истца и выдавал акт, подтверждающий волю сторон.

Traditio (передача)

В качестве способа перенесения права собственности, традиция была усвоена правом народов — ius gentium — как составной частью римского права. Традиция состояла в передаче фактического владения вещью от отчуждателя приобретателю. Передача эта была выполнением предварительного соглашения обеих сторон о том, что собственность переносится одним лицом на другое. В классическом праве применение традиции к res mancipi приводило к приобретению не квиритской, а лишь преторской бонитарной собственности (п. 193). Возможно, что в древности традиция требовала дополнительно еще истечения годового давностного срока для перенесения права собственности. В послеклассическое время традиция вытеснила старые формальные способы и стала единственным способом передачи собственности.

Вероятно также, что первоначально традиция была реальной, торжественной сделкой. Отчуждатель — tradens, передающий — действительно и публично совершал передачу вещи приобретателю — accipiens. Введение в оборот недвижимых имуществ, а также тех способов передачи владения, которые ограничивались обозрением передаваемого участка, обменом заявлений сторон и передачей планов, — постепенно сгладили реальный характер передачи, как акта. В классическом праве были известны и несколько упрощенные формы традиции: traditio longa manu, traditio brevi manu, constitutum possessorium, которые были дополнены вручением документа в праве Юстиниана (п. 172). Они приравнивались к традиции в собственном смысле слова.

Для перенесения права собственности при помощи traditio имело значение основание (iusta causa possessionis), по которому передача совершалась. Этим основанием должна была быть взаимная воля сторон произвести отчуждение и приобрести вещь. Она должна была предшествовать передаче вещи и последняя была лишь заключающим актом. Но для римлян этот предшествующий целевой акт согласования всегда представлялся в форме одной из существующих сделок: продажи, дарения, отказа и др., объясняющих и мотивирующих волю и цель сторон перенести собственность. Наличия одной из таких сделок было достаточно для юридического действия традиции. Такая сделка, лежащая в основании приобретения владения, носила название iustus titulus (законный титул) (см. п. 203).

Таким образом, если я передал тебе одежду, или золото, или серебро на основании продажи, или по дарению или по какому-либо другому основанию, эта вещь тотчас становится твоей, если только я ее собственник.

Павел и Ульпиан строго держались требования целевого назначения передачи и требовали, чтобы поставленная была достигнута.

• (1) Nunquam nuda traditio transferi dominium, sed ¡ta, si vendido aut aliqua iusta causa praecesserit propter quam traditio sequeretur (D. 41.1.31. pr.).
• (1) Никогда голая передача не переносит собственности, но только в тех случаях, если ей предшествует продажа или какое-либо законное основание, в силу которого последовала передача.
• (2) Si cgo pecuniam tibi quasi donaturus dedero, tu quasi mutuam accipias, Iulianus scribit donationem non esse; sed an mutua sit, vidcndum. ct puto necmutuam esse magisque nuininos accipientis non fieri, cum alia opinionc accepcrit (D. 12.1.18. pr.).
• (2) Если я передам тебе деньги, намереваясь как бы подарить их, а ты принимаешь их как бы в заем, К), шли пишет, что не существует дарения, но относительно займа следует рассмотреть обстоятельства, а я полагаю, что пет и займа, и тем более монеты не становятся собственностью принявшего, так как он принял с другим намерением.

Восторжествовало, однако, мнение Юлиана, согласно которому традиция переносит право собственности на приобретателя и при недостаточности iusta causa. Правда, отчуждатель мог в этом случае вытребовать переданную вещь посредством иска о недолжном или неосновательном перенесении права — condictio indebiti, condictio sine causa, но все же право собственности переходило окончательно.

Когда мы согласны в отношении по крайней мере предмета, который передается, но расходимся в основаниях, то я не усматриваю, почему была бы недействительной передача, например, если я буду думать, что я обязан передать имение тебе на основании завещания, ты же будешь думать, что тебе должны его но стимуляции. Ведь если я передам тебе определенную сумму в качестве подарка, а ты примешь ее как бы в кредит, известно, что собственность переходит к тебе и [этому) не препятствует то, что мы разойдемся относительно основания дачи и принятия.

Доктрина Юлиана базировалась на старом формализме, но в то же время имела то преимущество, что она давала сделкам большую обеспеченность. Предоставлявшийся Юлианом личный иск (condictio) против приобретателя вещи по традиции, которая оказалась лишенной iusta causa, не мог быть предъявлен против последующих приобретателей вещи и не колебал прав, которые были на нее установлены в обороте. Бывали при традиции случаи, когда приобретение права собственности откладывалось до времени более позднего, чем момент физической передачи. Так, при продаже, неуплата цены или непредоставление соответствующих гарантий, ненаступление срока или условия могли задерживать по особому соглашению переход собственности, хотя приобретатель — accipiens уже фактически владел вещью. Ясно, что в течение этого неопределенного времени последний не мог перенести на других больше прав, чем имел сам.

Если приобретатель движимой вещи знал о недостатке основания передачи и все-таки воспользовался ею, то он совершал кражу, и опороченная таким образом вещь не переходила в его собственность (D. 47.2.43. рг.).

В отдельных случаях традиция являлась ничтожной в силу того, что ее causa противоречила закону или установленному порядку, например, при запрещенном дарении между супругами, или при дарении, не оформленном протокольным актом, предписанным императорскими законами. Как сказано выше, передающий (tradens) должен был быть собственником или быть управомочен на передачу собственности (например, залогоприниматель). Если отчуждатель после совершения традиции приобретет потом на нее собственность, или действительный собственник унаследует имущество передавшего, то традиция не становится сама но себе действительной, так как вначале, при передаче, отсутствовало правомочие на ее совершение. Однако претор оказывал приобретателю содействие, предоставляя ему против предъявленного к нему иска возражение о продаже и передаче вещи (exceptio rei venditae et traditae).

с.327 252

§ 55. Фор­мы вещ­но­го обо­рота1

Man­ci­pa­tio: ее про­ис­хож­де­ние и исто­ри­че­ская эво­лю­ция

В древ­ней­шее вре­мя у вся­ко­го наро­да тор­го­вый обо­рот совер­ша­ет­ся путем непо­сред­ст­вен­но­го обме­на, т. е. пере­да­чи вещей из рук в руки. Одна­ко прак­ти­че­ские неудоб­ства непо­сред­ст­вен­но­го обме­на при­во­дят уже очень рано к созда­нию това­ра-посред­ни­ка; таким това­ром-посред­ни­ком были в Риме, как с.328 извест­но, сна­ча­ла мел­кий скот (pe­cu­nia, от pe­cus), а затем металл, и имен­но медь в слит­ках (aes ru­de, rau­dus­cu­lum). 253 Употреб­ле­ние в виде денег слит­ков метал­ла при­во­ди­ло к тому, что при вся­кой сдел­ке необ­хо­ди­мо было взве­ши­вать слит­ки и удо­сто­ве­рять­ся в их чисто­те, для чего слу­жил удар слит­ком по весам. Когда еще поз­же ста­ла чека­нить­ся моне­та, взве­ши­ва­ние и удар по весам поте­ря­ли свой реаль­ный смысл, но еще дол­го оста­ва­лись, как неиз­беж­ная фор­маль­ность вся­кой сдел­ки на день­ги.

Древ­ней­шим извест­ным нам спо­со­бом пере­да­чи пра­ва кви­рит­ской соб­ст­вен­но­сти в Риме явля­ет­ся man­ci­pa­tio. Гай (I. 119) опи­сы­ва­ет ее так: в при­сут­ст­вии не менее пяти нароч­но для этой цели при­гла­шен­ных свиде­те­лей и осо­бо­го весо­дер­жа­те­ля — lib­ri­pens — при­об­ре­та­тель (покуп­щик) касал­ся рукой при­об­ре­та­е­мой вещи и про­из­но­сил фор­му­лу покуп­ки — так, напри­мер, если поку­пал­ся раб, то: «hunc ego ho­mi­nem ex jure Qui­ri­tium meum es­se aio is­que mi­hi emptus es­to hoc aere aenea­que lib­ra»2. При этом он уда­рял малень­ким кус­ком меди по весам и пере­да­вал его про­дав­цу — «qua­si pre­tii lo­co», вме­сто покуп­ной цены.

Все эти фор­маль­но­сти свиде­тель­ст­ву­ют о том, что man­ci­pa­tio воз­ник­ла еще в то вре­мя, когда в виде денег употреб­лял­ся металл в слит­ках: тогда, оче­вид­но, медь пере­да­ва­лась не в виде малень­ко­го кус­ка и не pre­tii lo­co, а в таком коли­че­стве, в каком было услов­ле­но, и в каче­стве насто­я­щей упла­ты; весы были нуж­ны не толь­ко для риту­аль­но­го уда­ра, а для под­лин­но­го отве­ши­ва­ния меди; lib­ri­pens был бес­пар­тий­ным лицом, кото­рое по при­гла­ше­нию сто­рон явля­лось со сво­и­ми веса­ми и про­из­во­ди­ло взве­ши­ва­ние.

В таком есте­ствен­ном виде man­ci­pa­tio долж­на была исто­ри­че­ски появить­ся впер­вые в при­ме­не­нии к тем вещам, кото­рые в древ­ней­шее вре­мя толь­ко и мог­ли быть объ­ек­том сво­бод­но­го обме­на, т. е. к вещам дви­жи­мым, pe­cu­nia. Но затем, с рас­ши­ре­ни­ем сво­бо­ды рас­по­ря­же­ния, она пере­но­сит­ся на fa­mi­lia и дела­ет­ся в даль­ней­шем спе­ци­фи­че­ской фор­мой обо­рота имен­но для этих послед­них вещей, кото­рые и назы­ва­ют­ся поэто­му res man­ci­pi. Раз­ви­тие обме­на по отно­ше­нию к res nec man­ci­pi при­во­дит к тому, что уже очень рано для них допус­ка­ет­ся пере­ход из рук в руки путем про­стой пере­да­чи — tra­di­tio — без каких бы то ни было фор­маль­но­стей.

с.329 Сохра­нив­шись в инте­ре­сах пуб­лич­но­сти для res man­ci­pi, man­ci­pa­tio под­верг­лась, по-види­мо­му, неко­то­рой регла­мен­та­ции в зако­нах XII таб­лиц.

Конеч­но, иско­ни было в обы­чае совер­шать man­ci­pa­tio в при­сут­ст­вии свиде­те­лей, но непре­мен­ное чис­ло «пять», веро­ят­но, обя­за­но сво­им про­ис­хож­де­ни­ем поло­жи­тель­но­му пред­пи­са­нию зако­на. Неко­то­рые из совре­мен­ных уче­ных (напри­мер, еще и теперь Зом3) счи­та­ют пять свиде­те­лей при man­ci­pa­tio пред­ста­ви­те­ля­ми пяти цен­зу­аль­ных клас­сов, вслед­ст­вие чего man­ci­pa­tio кажет­ся им сдел­кой, совер­шаю­щей­ся как бы в при­сут­ст­вии 254 все­го наро­да. Но это мне­ние едва ли может быть при­зна­но пра­виль­ным: чис­ло «пять» есть толь­ко mi­ni­mum, как это явст­ву­ет из самих слов Гая: «non mi­nus quam quin­que tes­ti­bus»4. Во вся­ком слу­чае, веро­ят­но, что этот mi­ni­mum был уста­нов­лен для избе­жа­ния коле­ба­ний в жиз­ни зако­на­ми XII таб­лиц.

Когда в Риме нача­ли чека­нить моне­ту, это обсто­я­тель­ство не мог­ло не отра­зить­ся на man­ci­pa­tio. Пока покуп­ная цена отве­ши­ва­лась при самой man­ci­pa­tio в слит­ках, вещь и цена пере­хо­ди­ли в руки контр­аген­тов одно­вре­мен­но; со введе­ни­ем чекан­ной моне­ты ока­за­лось, что пла­теж денег дол­жен про­ис­хо­дить вне акта man­ci­pa­tio, вслед­ст­вие чего мог­ло слу­чить­ся, что вещь пере­й­дет в руки покуп­щи­ка, а про­да­вец денег не полу­чит. Дабы урав­но­ве­сить поло­же­ние сто­рон, зако­ны XII таб­лиц поста­но­ви­ли, что пра­во соб­ст­вен­но­сти на вещь пере­хо­дит к покуп­щи­ку толь­ко тогда, если цена упла­че­на или каким-нибудь обра­зом обес­пе­че­на (§ 41 Inst. 2. 1).

Вооб­ще, введе­ние моне­ты мало-пома­лу совер­шен­но изме­ни­ло самый внут­рен­ний харак­тер man­ci­pa­tio. Если она воз­ник­ла как дей­ст­ви­тель­ная сдел­ка куп­ли-про­да­жи, то теперь, когда цена вышла за пре­де­лы акта, фор­мой man­ci­pa­tio мож­но было вос­поль­зо­вать­ся и для дру­гих целей — напри­мер, для даре­ния: ода­ря­е­мый про­из­но­сил фор­му­лу man­ci­pa­tio и затем пере­да­вал дари­те­лю pre­tii lo­co какую-нибудь малень­кую монет­ку (ven­di­tio num­mo uno5). Оста­ва­ясь по фор­ме куп­лей-про­да­жей («emptus mi­hi es­to»), man­ci­pa­tio по суще­ству пре­вра­ти­лась в акт, спо­соб­ный осу­ще­ст­вить самые раз­но­об­раз­ные с.330 отно­ше­ния меж­ду сто­ро­на­ми, самые раз­но­об­раз­ные cau­sae. В гла­зах клас­си­че­ских юри­стов она уже толь­ко ima­gi­na­ria ven­di­tio6 (Gai. I. 119). И мы увидим далее, что ею цивиль­ное пра­во широ­ко поль­зу­ет­ся для самых раз­лич­ных целей (усы­нов­ле­ния, заве­ща­ния и т. д.).

Уже к ста­ро­му цивиль­но­му пра­ву — во вся­ком слу­чае к зако­нам XII таб­лиц — отно­сит­ся уста­нов­ле­ние допол­ни­тель­ной ответ­ст­вен­но­сти про­дав­ца перед покуп­щи­ком по пово­ду man­ci­pa­tio. Такая ответ­ст­вен­ность извест­на в двух видах: a) если впо­след­ст­вии ока­жет­ся, что про­да­вец (ман­ци­пант) не был соб­ст­вен­ни­ком ман­ци­пи­ро­ван­ной вещи и она будет ото­бра­на от покуп­щи­ка путем rei vin­di­ca­tio, то про­да­вец отве­ча­ет перед покуп­щи­ком in dup­lum pre­tii, т. е. обя­зан вер­нуть полу­чен­ную цену вдвое. Тре­бо­ва­ние это осу­ществля­ет­ся посред­ст­вом ac­tio auc­to­ri­ta­tis, при­чем, оче­вид­но, ответ­ст­вен­ность про­дав­ца рас­смат­ри­ва­ет­ся, как вид ответ­ст­вен­но­сти за fur­tum nec ma­ni­fes­tum7. b) При про­да­же недви­жи­мо­сти суще­ст­вен­но было, конеч­но, ука­за­ние меры про­да­ва­е­мо­го участ­ка; если впо­след­ст­вии ока­жет­ся, что дей­ст­ви­тель­ное про­стран­ство зем­ли не соот­вет­ст­ву­ет объ­яв­лен­ной мере, то про­да­вец так­же отве­ча­ет в раз­ме­рах двой­ной сто­и­мо­сти недо­стаю­щей зем­ли — сле­до­ва­тель­но, так же, как fur nec ma­ni­fes­tus. Иск в этом слу­чае носит назва­ние ac­tio de mo­do ag­ri.

— nun­cu­pa­tio и при­спо­соб­ле­ние man­ci­pa­tio к раз­но­об­раз­ным отно­ше­ни­ям

255 Сло­вес­ная фор­му­ла man­ci­pa­tio — т. н. nun­cu­pa­tio — допус­ка­ла раз­лич­ные моди­фи­ка­ции, встав­ки и т. д., бла­го­да­ря кото­рым сто­ро­ны мог­ли вво­дить в сдел­ку раз­ные доба­воч­ные опре­де­ле­ния — т. н. le­ges man­ci­pii. Так, напри­мер, при про­да­же участ­ка мож­но было выго­во­рить для про­дав­ца пра­во пожиз­нен­но­го поль­зо­ва­ния, пра­во про­езда через про­дан­ный уча­сток и т. д. (man­ci­pa­tio de­duc­to usuf­ruc­tu, de­duc­ta via и т. д.). Зако­ны XII таб­лиц санк­ци­о­ни­ро­ва­ли эту воз­мож­ность сво­им поло­же­ни­ем: «cum ne­xum fa­ciet man­ci­pium­que uti lin­gua nun­cu­pas­sit, ita jus es­to»8. Это еще более уси­ли­ва­ло при­год­ность man­ci­pa­tio для раз­лич­ных отно­ше­ний и облег­ча­ло воз­мож­ность ее при­спо­соб­ле­ния дале­ко за пре­де­ла­ми ее пер­во­на­чаль­ной сфе­ры.

Одним из наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ных видов моди­фи­ци­ро­ван­ной с.331 ман­ци­па­ции была ман­ци­па­ция фиду­ци­ар­ная: вещь пере­да­ва­лась кому-либо в соб­ст­вен­ность, но с ого­вор­кой «fi­dei fi­du­ciae cau­sa». Это зна­чи­ло, что при­об­ре­та­тель вещи дол­жен был иметь ее лишь для извест­ной цели и при наступ­ле­нии пред­у­смот­рен­ных согла­ше­ни­ем усло­вий дол­жен был вер­нуть ее (совер­шить re­man­ci­pa­tio) ман­ци­пан­ту. Цели такой фиду­ци­ар­ной ман­ци­па­ции мог­ли быть весь­ма раз­но­об­раз­ны. Гай (II. 60) упо­ми­на­ет о fi­du­cia cum cre­di­to­re и cum ami­co: в пер­вом слу­чае вещь пере­да­ва­лась в виде зало­га для обес­пе­че­ния дол­га, во вто­ром — для сохра­не­ния. Но не под­ле­жит сомне­нию, что в такой же фор­ме в древ­но­сти удо­вле­тво­ря­лись и дру­гие юриди­че­ские потреб­но­сти — ссуды, най­ма, пору­че­ния и т. д., для кото­рых еще не суще­ст­во­ва­ло выра­ботан­ных обя­за­тель­ст­вен­ных форм. Но обя­зан­ность при­об­ре­та­те­ля вещи вер­нуть ее потом ман­ци­пан­ту не была в то вре­мя юриди­че­ской: како­го-либо иска об испол­не­нии fi­du­cia ман­ци­пант не имел; он вве­рял­ся толь­ко «доб­рой сове­сти» — fi­des — сво­его контр­аген­та; неис­пол­не­ние этой «fi­des» влек­ло для послед­не­го толь­ко мораль­ное бес­че­стье — in­fa­mia, но не юриди­че­скую ответ­ст­вен­ность. Тем не менее фиду­ци­ар­ная ман­ци­па­ция игра­ла боль­шую роль и заклю­ча­ла в себе заро­дыш цело­го ряда буду­щих само­сто­я­тель­ных обя­за­тельств. Широ­кое при­ме­не­ние ман­ци­па­ции к самым раз­лич­ным отно­ше­ни­ям слу­жит луч­шей иллю­ст­ра­ци­ей к тому, что назы­ва­ет­ся «прин­ци­пом эко­но­мии форм», и самым нагляд­ным обра­зом пока­зы­ва­ет нам «интер­пре­та­ци­он­ное» искус­ство древ­ней­ших рим­ских юри­стов — пон­ти­фи­ков, рука­ми кото­рых это при­спо­соб­ле­ние совер­ша­лось.

In jure ces­sio; ее про­ис­хож­де­ние и юриди­че­ская сущ­ность

Поз­же man­ci­pa­tio, но так­же уже ко вре­ме­ни зако­нов XII таб­лиц, воз­ник­ла вто­рая фор­ма пере­да­чи вещ­ных прав — in jure ces­sio; как сооб­ща­ет Павел, «et man­ci­pa­tio­nem et in jure ces­sio­nem lex XII ta­bu­la­rum con­fir­mat»9 (Fr. Va­tic. 50). Фор­ма эта явля­ет­ся все­це­ло про­дук­том искус­ст­вен­но­го при­спо­соб­ле­ния про­цес­са для нужд дого­вор­но­го обо­рота: in jure ces­sio есть уступ­ка вещи на суде в фик­тив­ном про­цес­се о соб­ст­вен­но­сти; подоб­но тому как man­ci­pa­tio в позд­ней­шем пра­ве есть ima­gi­na­ria ven­di­tio, так in jure ces­sio — но уже с само­го нача­ла — есть ima­gi­na­ria vin­di­ca­tio.

256 По вза­им­но­му согла­ше­нию при­об­ре­та­тель и отчуж­да­тель вещи явля­лись к маги­ст­ра­ту, и здесь при­об­ре­та­тель как бы вчи­нял иск о соб­ст­вен­но­сти — rei vin­di­ca­tio: каса­ясь вещи, он гово­рил: «hunc с.332 ego ho­mi­nem ex jure Qui­ri­tium meum es­se aio». Отчуж­да­тель при­тво­рял­ся сознаю­щим­ся, и пре­тор на осно­ва­нии такой мни­мой con­fes­sio in jure («con­fes­sus pro judi­ca­to ha­be­tur»10) пре­до­став­лял вещь фик­тив­но­му вин­ди­кан­ту (ad­di­cit rem — Gai. II. 24). Таким обра­зом, in jure ces­sio есть по фор­ме оста­но­вив­ший­ся в сво­ей началь­ной ста­дии про­цесс о соб­ст­вен­но­сти, по суще­ству же она пред­став­ля­ет абстракт­ный спо­соб пере­да­чи пра­ва соб­ст­вен­но­сти: cau­sa ее нару­жу не высту­па­ет; поче­му отчуж­да­тель про­мол­чал (быть может, пото­му, что он полу­чил за вещь день­ги, т. е. ее про­дал; быть может, пото­му, что он ее дарит), — это­го из само­го акта in jure ces­sio не вид­но.

Если man­ci­pa­tio при­ме­ня­лась в уста­но­вив­шем­ся цивиль­ном пра­ве толь­ко к res man­ci­pi, то in jure ces­sio была воз­мож­на по отно­ше­нию ко вся­ким вещам — т. е. и к res nec man­ci­pi, так как vin­di­ca­tio была воз­мож­на и отно­си­тель­но их. В отли­чие от man­ci­pa­tio, далее, in jure ces­sio не вле­чет за собой ни ac­tio auc­to­ri­ta­tis, ни ac­tio de mo­do ag­ri. Но in jure ces­sio спо­соб­на так­же вос­при­нять в свою фор­му­лу извест­ные встав­ки — напри­мер, de­duc­tio серви­ту­та («aio hunc fun­dum meum es­se de­duc­to usuf­ruc­tu»11 — Fr. Vat. 50) или согла­ше­ние о fi­du­cia (Gai. II. 59).

Так же, как и man­ci­pa­tio, in jure ces­sio была рас­про­стра­не­на затем на целый ряд дру­гих слу­ча­ев, где дело шло уже не о пере­да­че пра­ва соб­ст­вен­но­сти: все, что мог­ло быть пред­ме­том иска, vin­di­ca­tio, мог­ло быть и объ­ек­том фик­тив­но­го судеб­но­го отка­за. Мы виде­ли уже выше при­ме­не­ние этой фор­мы в целях осво­бож­де­ния раба на волю (ma­nu­mis­sio vin­dic­ta); мы увидим ее даль­ше в целях усы­нов­ле­ния и т. д. В силу сво­ей про­стоты и абстракт­но­сти in jure ces­sio была в высо­кой сте­пе­ни при­год­ной к тому, чтобы занять в этом отно­ше­нии место рядом с man­ci­pa­tio.

Usu­ca­pio и раз­ви­тие ее усло­вий

Нако­нец, уже ста­ро­му цивиль­но­му пра­ву была извест­на дав­ность — usus, usu­ca­pio — как спо­соб при­об­ре­те­ния пра­ва соб­ст­вен­но­сти. Несо­блюде­ние фор­мы или при­об­ре­те­ние от лица, кото­рое само не было соб­ст­вен­ни­ком, вело есте­ствен­но к тому, что при­об­ре­та­тель вещи не делал­ся ее соб­ст­вен­ни­ком; дав­ность исце­ля­ла этот порок. Зако­ны XII таб­лиц опре­де­ли­ли срок тако­го дав­ност­но­го вла­де­ния в два года для недви­жи­мо­стей и один год для дру­гих с.333 вещей: «Usus auc­to­ri­tas fun­di bien­nium, ce­te­ra­rum re­rum an­nus es­to». Usus и auc­to­ri­tas соеди­не­ны пото­му, что при­об­ре­те­ние вещи по дав­но­сти есте­ствен­но осво­бож­да­ло про­дав­ца от ответ­ст­вен­но­сти за auc­to­ri­tas перед покуп­щи­ком: вещь теперь от послед­не­го ото­бра­на уже быть не может. Зако­ны XII таб­лиц для при­об­ре­те­ния по дав­но­сти тре­бо­ва­ли толь­ко одно­го — вла­деть вещью в тече­ние ука­зан­но­го сро­ка, и исклю­ча­ли воз­мож­ность при­об­ре­те­ния толь­ко для вора (fur). С тече­ни­ем вре­ме­ни, одна­ко, для дав­но­сти вво­дят­ся усло­вия более стро­гие. Так, lex Ati­nia, 257 закон вто­рой поло­ви­ны рес­пуб­ли­ки, под­твер­ждая запре­ще­ние дав­но­сти для вора, при­да­ет это­му запре­ще­нию тот смысл, что вещи укра­ден­ные — res fur­ti­vae — вооб­ще не могут быть при­об­ре­те­ны по дав­но­сти даже доб­ро­со­вест­ны­ми при­об­ре­та­те­ля­ми их, пока не воз­вра­тят­ся к соб­ст­вен­ни­ку (fr. 4. 6 D. 41. 3). Lex Plau­tia (I века до Р. Х.) рас­про­стра­ни­ла то же пра­ви­ло на вещи, отня­тые наси­ли­ем — res vi pos­ses­sae (§ 2 In. 2. 6). Вслед за тем юрис­пруден­ция ста­ла тре­бо­вать, чтобы вла­де­лец при­об­рел вещь на осно­ва­нии како­го-либо пра­во­мер­но­го титу­ла — jus­to ti­tu­lo (напри­мер, pro empto­re, pro do­na­to12 и т. д.) — и доб­ро­со­вест­но — bo­na fi­de, т. е. чтобы он в момент при­об­ре­те­ния не знал, что вещь чужая; обна­ру­же­ние ошиб­ки впо­след­ст­вии, одна­ко, не меша­ет уже доб­ро­со­вест­но нача­той дав­но­сти (ma­la fi­des su­per­ve­niens non no­cet). В неко­то­рых осо­бых слу­ча­ях, впро­чем, bo­na fi­des не тре­бу­ет­ся: так, напри­мер, если в слу­чае fi­du­cia тот, кому вещь была ман­ци­пи­ро­ва­на fi­du­ciae cau­sa, не совер­ша­ет re­man­ci­pa­tio, несмот­ря, напри­мер, на упла­ту дол­га, и если преж­ний соб­ст­вен­ник при­об­ре­та­ет как-нибудь вла­де­ние вещью, он по дав­но­сти (и при­том все­гда в один год) полу­ча­ет соб­ст­вен­ность обрат­но, несмот­ря на созна­ние того, что re­man­ci­pa­tio не было. Этот слу­чай назы­ва­ет­ся usu­re­cep­tio ex fi­du­cia (Gai. II. 52).

Man­ci­pa­tio, in jure ces­sio и usu­ca­pio пред­став­ля­ют стро­го цивиль­ные спо­со­бы при­об­ре­те­ния пра­ва соб­ст­вен­но­сти, — ac­qui­si­tio­nes ci­vi­les. Но кви­рит­ская соб­ст­вен­ность на res nec man­ci­pi может быть при­об­ре­те­на и дру­ги­ми спо­со­ба­ми, кото­рые общи цивиль­но­му пра­ву и jus gen­tium; тако­вы: tra­di­tio, т. е. пере­да­ча вещи с наме­ре­ни­ем пере­не­сти пра­во соб­ст­вен­но­сти; oc­cu­pa­tio, завла­де­ние вещью, нико­му не при­над­ле­жа­щей; при­об­ре­те­ние пло­дов и т. д. Все эти спо­со­бы назы­ва­ют­ся ac­qui­si­tio­nes na­tu­ra­les; но их тео­ре­ти­че­ская раз­ра­бот­ка отно­сит­ся уже ко вре­ме­ни клас­си­че­ских юри­стов.

5.3.5. Приобретение права собственности по договору

Классификация способом приобретения права собственности

Римляне разделили способы приобретения собственности по историческому признаку принадлежности к цивильному праву или к праву народов. В систематическом изложении их удобнее различать по признаку производного перехода права собственности от одних лиц к другим и первоначального возникновения в лице данного приобретателя — впервые или, во всяком случае, независимо от права предшественника. Обычно закон указывал, в каких случаях имеет место такое первоначальное приобретение права собственности.

Переход собственности допускался только между лицами, способными отчуждать и приобретать имущество, и осуществлялся путем договоров и сделок в обороте между живыми (inter vivos), а также на основе сделок mortis causa, т.е. путем наследования по завещанию и отказов (п. 6.1.1.), а равно и путем наследования по закону.

В классическом праве для договорного приобретения собственности применялись три способа: mancipatio, in iure cessio и traditio.

В праве Юстиниана из них сохранилась только традиция. Каждая сделка, направленная на перенесение права собственности, требовала на стороне отчуждателя действительного наличия права собственности, так как иначе и другая сторона не могла приобрести этого права согласно правилу, сформулированному классиками:

Никто не может перенести на другого больше права, чем имел бы сам.

(D. 50. 17. 54)

Ложное мнение приобретателя об отсутствии права собственности у отчуждателя не могло помешать переходу права собственности. Такое правило было высказано Сабином: plus in re est quam in existimatione mentis — больше значения заключается в самом деле, чем в представлении ума (D. 22. 6. 9. 4). Исходя из этого критерия, были объявлены объективно неспособными к передаче права собственности ворованные вещи — res furtivae. Этот порок вещей (vitium rei) снимался с них, если они снова проходили через руки собственника, даже без его ведома.

Необходимым условием договорного перехода права собственности являлось соглашение сторон о переходе и приобретении права собственности.

Mancipatio

Манципация была древним способом квиритского права, представлявшим вначале реальную передачу вещи путем обмена ее на цену перед пятью свидетелями и при содействии весовщика (libripens). Это была одновременно и купля, и передача, но акт разыгрывался как внесудебное истребование своей вещи. «Этот раб мой», — авторитарно заявлял приобретатель и передавал отчуждателю в уплату за вещь слиток металла, для взвешивания которого и привлекался весовщик (Гай. 1. 119 и сл.). Этот способ применялся в отношении всех объектов, входивших в число res mancipi (п. 5.1.2.). Первоначально передававшийся продавцом металл взвешивался реально, но позднее, с появлением чеканной монеты и по мере развития оборота, взвешивание стало представляться символическим, и ко времени Гая манципация превратилась в фиктивную продажу — venditio imaginaria. Порядок совершения манципации сделал ее пригодной для продажи в кредит, для дарений, установления приданого, так как позволял передавать продавцу в момент совершения сделки незначительную сумму (nummo uno).

Манципация предполагала наличие у сторон права на участие в обороте (ius commercii). Если отчуждатель не был собственником манципируемой вещи, а действительный собственник истребовал затем ее у приобретателя, то отчуждатель присуждался по иску последнего (actio auctoritatis) к уплате двойной цены, заявленной при манципации по аналогии с furtum (кражей). До Лабеона и все последующие приобретатели порочно переданной вещи подвергались такому же взысканию. Лабеон ввел положение о том, что последующие приобретатели могли отклонить от себя этот штрафной иск путем возражения о личной непричастности. Точно так же ложное указание размера продаваемого участка открывало место для иска actio de modo agri (иск о размере земли), по которому взыскивалась двойная цена недостающего количества земли.

Этот способ перенесения права собственности представлял собой мнимый судебный процесс: судебный процесс о собственности был приспособлен для цели перенесения права собственности (Гай. 2. 24. 96).

В качестве мнимого судебного процесса этот способ был доступен только лицам, допускавшимся к участию в римском процессе. Приобретатель требовал вещь, которую он приобретал, утверждая, что она принадлежит ему, отчуждатель не защищался или признавал право истца. Претор, перед которым осуществлялась эта процедура, в производстве in iure констатировал право истца и выдавал акт, подтверждающий волю сторон.

Traditio (передача)

В качестве способа перенесения права собственности традиция была усвоена правом народов — ius gentium — как составной частью римского права. Традиция состояла в передаче фактического владения вещью от отчуждателя приобретателю. Передача эта была выполнением предварительного соглашения обеих сторон о том, что собственность переносится одним лицом на другое. В классическом праве применение традиции к res mancipi приводило к приобретению не квиритской, а лишь преторской бонитарной собственности (п. 5.3.4.). Возможно, что в древности традиция требовала дополнительно еще истечения годового давностного срока для перенесения права собственности. В послеклассическое время традиция вытеснила старые формальные способы и стала единственным способом передачи собственности.

Вероятно также, что первоначально традиция была реальной, торжественной сделкой. Отчуждатель — tradens, передающий — действительно и публично совершал передачу вещи приобретателю — accipiens. Введение в оборот недвижимых имуществ, а также тех способов передачи владения, которые ограничивались обозрением передаваемого участка, обменом заявлений сторон и передачей планов, постепенно сгладило реальный характер передачи как акта. В классическом праве были известны и несколько упрощенные формы традиции: traditio longa manu, traditio brevi manu, constitutum possessorium, которые были дополнены вручением документа в праве Юстиниана (п. 5.2.3.). Они приравнивались к традиции в собственном смысле слова.

Для перенесения права собственности при помощи traditio имело значение основание (iusta causa possessionis), по которому передача совершалась. Этим основанием должна была быть взаимная воля сторон отчудить и приобрести вещь. Она должна была предшествовать передаче вещи, и последняя была лишь заключающим актом. Но для римлян этот предшествующий целевой акт согласования всегда представлялся в форме одной из существующих сделок: продажи, дарения, отказа и др., — объясняющих и мотивирующих волю и цель сторон перенести собственность. Наличия одной из таких сделок было достаточно для юридического действия традиции. Такая сделка, лежащая в основании приобретения владения, носила название iustus titulus (законный титул) (см. п. 5.3.10.).

Таким образом, если я передал тебе одежду, или золото, или серебро на основании продажи, или по дарению, или по какому-либо другому основанию, эта вещь тотчас становится твоей, если только я ее собственник.

(Гай. 2. 20)

Павел и Ульпиан строго держались требования целевого назначения передачи и требовали, чтобы поставленная цель была достигнута.

(1) Никогда голая передача не переносит собственности, но только в тех случаях, если ей предшествует продажа или какое-либо законное основание, в силу которого последовала передача.

(D. 41. 1. 31. pr.)

(2) Если я передам тебе деньги, намереваясь как бы подарить их, а ты принимаешь их как бы в заем, Юлиан пишет, что не существует дарения, но относительно займа следует рассмотреть обстоятельства, а я полагаю, что нет и займа, и тем более монеты не становятся собственностью принявшего, так как он принял с другим намерением.

(D. 12. 1. 18. pr.)

Восторжествовало, однако, мнение Юлиана, согласно которому традиция переносит право собственности на приобретателя и при недостаточности iusta causa. Правда, отчуждатель мог в этом случае вытребовать переданную вещь посредством иска о недолжном или неосновательном перенесении права — condictio indebiti, condictio sine causa, но все же право собственности переходило окончательно.

Когда мы согласны в отношении по крайней мере предмета, который передается, но расходимся в основаниях, то я не усматриваю, почему была бы недействительной передача, например, если я буду думать, что я обязан передать имение тебе на основании завещания, ты же будешь думать, что тебе должны по стипуляции. Ведь если я передам тебе определенную сумму в качестве подарка, а ты примешь ее как бы в кредит, известно, что собственность переходит к тебе и не препятствует то, что мы разойдемся относительно основания дачи и принятия.

(D. 41. 1. 36)

Доктрина Юлиана базировалась на старом формализме, но в то же время имела то преимущество, что она давала сделкам большую обеспеченность. Предоставлявшийся Юлианом личный иск (condictio) против приобретателя вещи по традиции, которая оказалась лишенной iusta causa, не мог быть предъявлен против последующих приобретателей вещи и не колебал прав, которые были на нее установлены в обороте.

Бывали при традиции случаи, когда приобретение права собственности откладывалось до времени более позднего, чем момент физической передачи. Так, при продаже неуплата цены или непредоставление соответствующих гарантий, ненаступление срока или условия могли задерживать по особому соглашению переход собственности, хотя приобретатель — accipiens — уже фактически владел вещью. Ясно, что в течение этого неопределенного времени последний не мог перенести на других больше прав, чем имел сам.

Если приобретатель движимой вещи знал о недостатке основания передачи и все-таки воспользовался ею, то он совершал кражу, и опороченная таким образом вещь не переходила в его собственность (D. 47. 2. 43. рr.)

В отдельных случаях традиция являлась ничтожной в силу того, что ее causa противоречила закону или установленному порядку, например, при запрещенном дарении между супругами или при дарении, не оформленном протокольным актом, предписанным императорскими законами.

Как сказано выше, передающий (tradens) должен был быть собственником или быть управомочен на передачу собственности (например, залогоприниматель). Если отчуждатель после совершения традиции приобретет потом на нее собственность или действительный собственник унаследует имущество передавшего, то традиция не становится сама по себе действительной, так как вначале, при передаче, отсутствовало правомочие на ее совершение. Однако претор оказывал приобретателю содействие, предоставляя ему против предъявленного к нему иска возражение о продаже и передаче вещи (exceptio rei venditae et traditae).