1. Понятие правоспособности
2. Состояние свободы
3. Состояние гражданства
4. Семейное состояние
5. Понятие дееспособности
6. «Юридические лица»
7. Порядок приобретения субъективных прав

Фундаментальное значение для существования и функционирования любой правовой системы имеет определение субъектов права и степени их правоспособности. Уже в римском праве субъекты права выступают как абстрактные лица (persona).

Однако далеко не каждый человек в Древнем Риме признавался persona, т. е. лицом, способным иметь права.

Понятие правоспособности

Полную правоспособность римляне обозначали словом caput. Они подразделяли правоспособность на четыре части: ius conubii, ius commercii, ius suftragii и ius honorum.

Ius conubii означало право вступать в квиритский брак, т. е. брак, который сопровождался особыми юридическими последствиями (отеческая власть над детьми, право детей на имущество домовладыки). Ius commercii означало право совершать имущественные сделки и обладать имущественными правами, признававщимися в тогдашнем римском праве, например, приобретать квиритскую собственность, заключать обязательственные договоры и употреблять для этого формы, признаваемые цивильным правом, как mancipatio, in iurc cessio, nexum, stipulatio и другие. Наличие ius commercii определяло и право на иск (actio), т.е. право обращаться в суд для защиты своих субъективных прав. Эти два элемента правоспособности дополнялись testamenfaetio, т.е. способностью делать распоряжения в форме завещания на случай смерти.

Ius suffragii и ius honorum означали политическую правоспособность. Ius suffragii давало право голоса в народном собрании, ius honorum — право быть кандидатом на замещение магистратской должности. Кто имел все эти части римской правоспособности, тот был полноправным римским гражданином.

Исторически трудно определить, когда произошло структурное обособление элементов правоспособности. Вероятнее всего, сознательное выделение составных частей произошло, когда римляне, вступая в союзы с соседними народами, стали предоставлять им некоторые права римских граждан, чаще всего — это ius commercii и ius conubii, и когда римские граждане стали лишаться в наказание каких-либо прав, главным образом политических.

Полноправный римский гражданин находился одновременно в трех состояниях — статусах (status), которые выражали совокупность правовых качеств, необходимых для включения субъекта в ту или иную сферу социальной жизни, регулируемую нормами права. Выделяли:

• status libertatis — состояние свободы;
• status civitatus — состояние гражданства;
• status familiae — семейное положение.

По состоянию свободы различались рабы и свободные, которые, в свою очередь, могли быть свободнорожденными и вольноотпущенными; по состоянию гражданства выделялись римские граждане, латины и перегрины; по семейному состоянию — самостоятельные (sui iuris) отцы семейств и подвластные (aiicne iuris) какому-либо отцу семейства (pater familias). Таким образом, полная правоспособность предполагала свободное состояние, римское гражданство и самостоятельное положение в семье.

Обладанием тем или иным статусом могло быть предметом спора. В связи с этим появились специальные статусные иски как средство защиты правоспособности.

Утрата и ограничение правоспособности. Перемена в каком-либо из состояний определялась как capitis deminutio — уменьшение правоспособности, хотя эта перемена не всегда влекла уменьшение в правах. Римляне выделяли три вида capitis deminutio:

• maxima (наивысшее), когда римлянин делался рабом, теряя при этом гражданство и положение в семье:
• media (среднее), когда римлянин лишался римского гражданства, оставаясь свободным, но теряя status civitatis и status familiae, т.е. юридически переставал быть членом семьи;
• minima (наименьшее), когда из самостоятельного домовладыки (persona sui iuris) он становился подвластным (persona alieni iuris).

Состояние свободы

Как уже говорилось все население Древнего Рима подразделялось прежде всего на свободных и рабов. Рабы (servi) не являлись субъектами права, а рассматривались как одна из категорий объектов права, т.е. необходимых в хозяйстве вещей. Варрон определял рабов как говорящие орудия (instrumentum vocale). Соответственно власть рабовладельца над рабом была беспредельна, господин мог продать раба, наказать его и даже убить, хотя в классическую эпоху в римском обществе под влиянием стоической философии укрепляется представление о человеческой природе раба и уменьшается степень произвола над рабами. Раб не имел своего имущества. Убийство раба или членовредительство долгое время рассматривалось как имущественное преступление. Раб не мог вступить в брак, признаваемый законом. Союз раба и рабыни был лишь фактическим отношением. Дети рабыни тоже были рабами.

На определенном историческом этапе интересы рабовладельца потребовали выделения части имущества в управление раба, что позволяло повысить экономическую эффективность эксплуатации раба. На этой почве сложился институт рабского пекулия (peculium), т. е. имущества, переданного рабовладельцем в управление своего раба. Но управлять имуществом без совершения различных сделок было невозможно. Поэтому, не признавая раба правоспособным лицом, признали юридическую силу совершенных сделок в пределах, которые соответствовали пекулию как форме эксплуатации. По общему правилу раб мог приобретать в пользу господина, но он не мог принимать обязательства. Рабы, имеющие пекулий, признавались способными вступать в обязательственные отношения. Приобретать права для себя они не могли, все их приобретения поступали в имущество господина. Раб мог получить право требования, но без права на иск. Реализация такого права была возможна только в случае обретения им свободы.

Однако такое примитивное построение, когда по сделкам раба права приобретаются господином, а обязанности ложатся на раба, и истребовать их исполнение в силу его неправоспособности было невозможно, не могло соответствовать потребностям жизни и развитию хозяйственных отношений. Вряд ли нашлось бы достаточное количество желающих заключать подобные сделки. Поэтому для не снабженных исковой защитой обязательств раба претор стал давать дополнительные специальные иски против рабовладельца. При этом факт выделения имущества в самостоятельное управление раба рассматривался как согласие рабовладельца нести ответственность по обязательствам раба, которые принимались по поводу данного пекулия и в размерах этого пекулия. Однако если господин получал по сделке раба увеличение имущества, то он отвечал и в пределах обогащения. В случае, если некто назначал своего раба приказчиком или управляющим в каком-либо деле, связанном с заключением сделок, то он отвечал только по сделкам, относящимся по общепринятым взглядам к кругу деятельности данного заведения. Ответственность для господина наступала в случае, если он уполномочил раба на совершение той или иной сделки, а также в случае причинения рабом имущественного вреда. Рабовладелец мог возместить причиненный ущерб или выдать раба для отработки причитающейся суммы.

Основанием для признания рабского состояния в римском праве считались:

• рождение от матери-рабыни, даже сели отцом ребенка был свободный (но если мать была свободной, а отец — раб, то ребенок считался свободным);
• взятие в плен или просто захват лица, не являющегося подданным государства, связанного с Римом договором;
• продажа в рабство (в древнейшую эпоху) и лишение свободы при осуждении на каторжные работы или на казнь.

Прекращалось рабство манумиссией — особой процедурой, которая могла быть выражена в форме фиктивного процесса о свободе, по завещанию или посредством внесения раба по приказу господина в списки ценза. Раб, получивший свободу, получал статуе вольноотпущенника. В некоторых случаях, например, при грубой неблагодарности по отношению к лицу, отпустившему на свободу, он мог быть возвращен в рабское состояние.

В классическом римском праве правовое положение вольноотпущенника определялось в зависимости от прав лица, отпускавшего на свободу. Раб, отпущенный на свободу квиритским способом, приобретал права римского гражданина, а отпущенный на свободу лицом, право собственности которого опиралось не на цивильное право, а преторский эдикт, — латинское гражданство. При Юстиниане эти различия были сглажены, если манумиссия была выполнена в соответствии с законом, вольноотпущенник становился римским гражданином.

Но даже приобретая римское гражданство, вольноотпущенник (libertini) не приравнивался к свободнорожденному (ingemius). До императора Августа вольноотпущенники не могли вступать в брак со свободнорожденными, а до Юстиниана — с лицами сенатского звания. Либертин оставался в определенной зависимости от своего бывшего господина — патрона. Патрон имел право на obsequium: почтительность со стороны либертина (это значило, например, что либертин не мог подать в суд на своего патрона); на выполнение услуг для патрона (орeгас); на определенную часть наследства и алименты со стороны вольноотпущенника (bone). Однако дети вольноотпущенного считались свободнорожденными.

В III в. н. э. в условиях экономического кризиса появляется особая категория зависимого населения — колоны (coloni). В классическою эпоху под колоном подразумевали арендатора земли, формально свободного, но экономически зависимого от землевладельца. Эти мелкие арендаторы в силу маломощности своих хозяйств в большинстве случаев прибегали к займам у своих хозяев и оказывались в долговой зависимости от них. В период абсолютной монархии положение колонов осложнилось еще в связи с налоговой политикой императоров. Колоны были обложены натуральной податью, причем в налоговых документах они приписывались к соответствующим земельным участкам. Первоначально прикрепление к земле было предусмотрено в отношении рабов, вольноотпущенников и арендаторов-колонов на землях императора. В IV в. н. э. в рамках утверждения общего принципа наследственности членства в профессиональных объединениях (corpora) и местных советах (curia) и фиксации функциональной принадлежности имуществ таких объединений закон запретил свободным арендаторам чужих земель, оставлять арендуемые участки. Землевладельцам было запрещено отчуждать участки отдельно от находящихся на них колонов. Конституция Феодосия I, конституция Аркадия и Гонория закрепили статуе колонов как «servi terrae» — рабов земли, несмотря на то, что они были формально свободны. «Хотя по положению они представляются свободнорожденными, однако рассматриваются как рабы самой земли, на которой они родились.» Колон становится лицом хотя и свободным, но очень близким по положению к рабу. Имущество колона именуется пекулий и не может быть отчуждено без согласия собственника. Положение колона было наследственным, его дети также становились колонами. Если колоном был один из родителей, ребенок наследовал положение матери.

Состояние гражданства

Свободное население Рима по степени правоспособности разделялось на три большие группы: cives, latini и peregrini.

Cives или римские граждане обладали наибольшей степенью правоспособности. Первоначально и они не составляли единой в правовом отношении группы населения, однако во втором периоде различия между патрициями, плебеями и клиентами постепенно сгладились. Из всех трех групп образовалась одна группа полноправных граждан — cives optimo iure.

Но наряду с ними существовали неполноправные римские граждане — cives non optimo iure. К ним принадлежали в течение всего республиканского периода вольноотпущенники (libertini), а также proletarii, т.е. имевшие имущество ниже 5-го класса и ограниченные в политических правах, так как вес вместе голосовали только в одной центурии. Они были лишены права вступать в квиритекий брак, быть сенаторами и служить в легионе. Право участвовать в народных собраниях принадлежало лишь четырем городским трибам. Неполной римской правоспособностью пользовались так называемые aerarii, не имевшие политической правоспособности, поскольку были обложены постоянной податью (aes).

В 3 в. н. э. формально было провозглашено равенство в правоспособности. Но, в действительности, полного равенства не произошло. Это связано с образованием в период империи сословий, которое сопровождалось прикреплением к профессии. Выделялись сословие сенаторов, всадников, военное сословие, городские куриалы, торговцы, ремесленники, крестьяне.

Сословные и другие социальные различия прежде всего проявлялись в публичном праве, например, в налогообложении, но сказывались они и в области частного права. Так, до Юстиниана не допускался брак между сенатором и вольноотпущенницей и т.п.

Латинами (latini) первоначально назывались жители лациума, получившие латинское гражданство до середины 3 в. до н. э., так называемые latini veteras или древние латины. Затем также стали называть членов колоний, образованных Латинским союзом, и колоний, устроенных Римом на завоеванных территориях (latini coloniarii). После Союзнической войны (90-89 гг до н. э.) право латинского гражданства (ius latini) стали понимать как технический термин, обозначавший определенную категорию правоспособности.

Более близки к римским гражданам были «древние латины». Они обладали такими же имущественными правами (ius commercii), имели право селиться в Риме (ius migrandi), а становясь римскими гражданами, могли вступать в законный римский брак (ius conubii). Категория latini coloniarii, обладая имущественными правами (ius commercii и ius migrandi), как и римские граждане, и правом переселения в Рим, обычно были лишены права на квиритский брак, если это право не было им специально предоставлено. Латинам, исполнявшим обязанности декурионов, т. е. членов муниципального сената, предоставлялись права римского гражданства. Находясь в Риме, они могли участвовать в работе народного собрания и выставлять свою кандидатуру на магистратские должности.

Основными критериями различения cives и latini являются фактическое местожительство и принадлежность к определенной гражданской общине (civitas). Переселившись в латинскую колонию римлянин становился латинским гражданином, но мог свободно вернуться в Рим.

Перегринами (peregrini) назывались все те, кто не имел ни римской, ни латинской правоспособности. Перегрин мог быть иностранцем, т.е. гражданином другого государства или римским подданным. Основное население провинций в Италии (до Союзнической войны) не имело ни римского, ни латинского гражданства. Гражданские общины провинций были связаны с Римом договорами, которые определяли степень их автономии. При этом различались формально независимые общины, покоренные общины, пользующиеся автономией, и покоренные общины, поставленные под прямое управление римской провинциальной администрации. Граждане автономных общин жили по собственному местному праву; население общин, лишенных автономии, было подчинено власти римского наместника, чей imperium не встречал здесь формальных ограничений.

Иностранцы обычно не пользовались в Риме никакой правоспособностью. Но если их государство состояло с Римом в союзе, то правоспособность определялась союзным договором.

Одновременно любой перегрин мог прибегнуть к суду римского провинциального магистрата и перегринского претора, и его дело рассматривалось на основании норм преторского права (ius honorarium) или права народов (ius gentium).

В 212 году н. э. император Каракалла предоставил права римского гражданства всему населению Римского государства. Ius civile становится основной правовой системой империи.

Семейное состояние

В Древнем Риме самостоятельно пользоваться имеющимися правами, распоряжаться имуществом могли лишь лица, не находящиеся под чьей-либо властью. Их называли персонами своего права (sui iuris). Подвластные лица могли вступать в сделки, заключать браки и т.д. лишь с позволения домовладыки. Их называли персонами чужого права (aliene iuris).

Понятие дееспособности

Существенное влияние на реальное положение лица (persona) в системе правоотношений оказывала действительная способность лица совершать юридические акты, т.е. дееспособность. Римское право признавало способность на совершение юридических актов далеко не за каждым лицом.

Дееспособность человека всегда и везде зависит прежде всего от возраста, т. к. понимание смысла совершаемых действий и способность владеть собой и трезво принимать решение приходит лишь с годами. В римском праве лица до 7 лет (infantes) считались полностью недееспособными, с 7 до 14 лет (девочки до 12 лет) — inipuberes признавались способными самостоятельно совершать сделки, которые ведут лишь к приобретениям несовершеннолетних, без каких-либо потерь или установления обязанностей. В противном случае требовалось разрешение опекуна, которое давалось в момент сделки. Опекуны назначались из числа ближайших родственников по завещанию отца или назначались магистратом. Опекун был обязан заботиться о личности и имуществе несовершеннолетнего. Отчуждать имущество последнего опекун мог лишь в случае крайней необходимости.

В возрасте с 14 лет (девушки с 12 лет) до 25 лет лицо считалось полностью дееспособным в области частного права. Но в случае заключения убыточной сделки у него сохранялось право обратиться к претору с просьбой признать сделку недействительной и восстановить имущественное положение, которое было до сделки (провести реституцию). После 25 лет такая льгота, обусловленная отсутствием социального опыта, отменялась.

На дееспособность физического лица влияли также всякого рода душевные болезни. Душевнобольные и слабоумные признавались недееспособными и находились под попечительством. Телесные недостатки влияли только в соответствующей сфере деятельности: например, договор стипуляции совершался в устной форме, поэтому глухие и немые его совершать не могли.

Ограничение дееспособности. Ограничивались в дееспособности также расточители, т.е. лица слабовольные, не способные соблюдать необходимую меру в расходовании имущества, в результате чего могла возникнуть угроза полного разорения. Такому лицу назначали попечителя. После этого расточитель мог совершать сделки лишь на приобретение и нести ответственность за деликты. Он не мог составлять завещания, отчуждать имущество или принимать обязательства без согласия попечителя.

Серьезные последствия для правомочий римского гражданина имело умаление чести. Различалось несколько категорий умаления чести. К первому виду относились intestabililas, т. е. лицо, участвовавшее в сделке в качестве свидетеля и отказавшееся дать показания на суде по поводу этой сделки. Такое лицо признавалось не способным участвовать в сделках, требующих наличия свидетелей, ни в каком качестве.

Другим видом была infamia — бесчестье. Инфамия наступала как следствие осуждения за уголовное преступление или особо порочащее частное правонарушение (например, по договору хранения или опеки), за нарушение правовых норм брака (например, вдова, вышедшая замуж до истечения года со дня смерти мужа). Инфамия наступала и для лиц, занимающихся позорной профессией (например, сводничеством). Лица, признанные personae infames, не могли представлять других в процессе и назначать представителя себе, вступать в законный брак со свободнорожденными, составлять завещания.

В течение длительного времени в римском праве существовали серьезные ограничения правоспособности для женщин. В республиканский период женщины находились под постоянной опекой домовладыки, мужа или ближайшего родственника. В дальнейшем существующие ограничения были ослаблены, но равноправие не было достигнуто.

«Юридические лица»

В Древнем Риме субъектами права являлись не только отдельные индивиды (singulae personae), но и определенные организации (по современной терминологии — юридические лица, хотя такого понятия еще не существовало). Вместе с тем римские юристы обращали внимание на то, что в некоторых случаях имущество не принадлежит отдельным гражданам, а закрепляется за каким-то объединением в целом. Римский юрист Марциан отмечал, что театры, ристалища и тому подобное имущество принадлежат самой общине как некоему целому, а не отдельным ее членам, и что если община имеет раба, то это не значит, что отдельные члены городской общины имеют какую-то долю права на этого раба. Юрист Ульпиан считал, что в корпоративном объединении (universitas) для его бытия не имеет значения, остаются ли в нем одни и те же члены, или только часть прежних, или все заменены новыми; долги объединения не являются долгами его членов и права объединения ни в какой мере не принадлежат отдельным его членам. Таким образом, римские юристы отмечали, что в некоторых случаях права и обязанности принадлежат не отдельным лицам и не простым группам физических лиц, как при договоре товарищества, а целой организации, которая существует самостоятельно, независимо от составляющих ее физических лиц. Особенно ярко это проявлялось при сравнении universitas или collegium (корпорации) с товариществом (societas). Выход одного из участников товарищества приводил к его ликвидации. Если же оставшиеся члены продолжали осуществлять свою деятельность, это расценивалось как молчаливое заключение нового договора товарищества с другим составом. В случае же с universitas выход кого-либо члена на деятельность организации никакого влияния (в юридическом плане) не оказывал. Аналогичная ситуация складывалась и при вступлении новых членов.

Источники зафиксировали некоторые примеры таких объединений, выступавших в качестве юридических лиц. Так, особым сосредоточением имущества издавна считалась государственная казна (aerarium populi romani). Но отношения, связанные с казной, регулировались не частным, а публичным правом. Даже когда государственная земля (ager publicus) сдавалась в аренду частным лицам, это не считалось частноправовым договором, и исполнение положенных платежей обеспечивалось не судом, а магистратами.

Однако в классическую эпоху наряду с республиканской казной (aerarium) появляется императорская казна (fiscus). Последняя первоначально считалась частным имуществом приниепса, и на нее распространялось частное право. По мере усиления императорской власти она сочетает в себе черты государственной и частной правоспособности. Fiscus, по существу, сделался обособленным субъектом гражданского права, наподобие частного лица, отличаясь от последнего рядом привилегий. Так, государственное имущество не могло перейти в собственность частных лиц по давности владения; обязательственные требования государства удовлетворялись преимущественно перед требованиями иных кредиторов и т.п.

Другим объединением, имевшим права субъекта частного права, были муниципии (municipii) — городские общины, сохранившие после присоединения к Риму права внутреннего самоуправления. Их имущественные отношения с другими лицами регулировались нормами частного права. Преторский эдикт предоставил им возможность выступать в качестве истцов или ответчиков, выставляя для этого специальных представителей. Эти же представители действовали от имени муниципий и при заключении договоров.

С древнейших времен в Риме существовали и сугубо частные объединения (universitas). К ним относились религиозные объединения {collegia sodalicia), объединения лиц одной профессии, например, корпорации хлебопеков (collegia pistorum) или мастеровых (collegia fabrorum) и др. В дальнейшем число таких объединений возросло. Появились похоронные общества, союзы откупщиков и другие.

Первоначально общее имущество universitas считалось принадлежащим в соответствующей доле каждому из членов либо казначею, выделяемому для ведения общих дел. С течением времени право самостоятельного выступления в суде, присвоенное муниципиям, по аналогии с ними было распространено и на частные корпорации. В римском праве классического периода имущество universitas считалось уже обособленным от имущества входивших в него индивидов. Но по объему гражданской правоспособности частные корпорации несколько уступали муниципиям. Так, начиная с классического периода, муниципии могли быть наследниками по завещанию, тогда как корпорации даже в кодексе Юстиниана могли получить это право лишь в виде особой льготы. В отличии от муниципий корпорации не могли становиться патронами вольноотпущенников.

Первоначально, по законам XII таблиц допускалась почти полная свобода образования частных корпораций. Не требовались санкции государственной власти, лишь бы цели корпорации не противоречили нормам публичного права, для образования было достаточно трех человек. Такой порядок действовал до конца республики. С переходом к монархии по мере концентрации власти в руках принцепса и императора государство начинает все более настойчиво контролировать появление частных союзов. Еще Юлий Цезарь, воспользовавшись злоупотреблениями ряда корпораций, распустил все, кроме возникших в древнейшую эпоху. А император Август издал закон, по которому ни одна корпорация, кроме религиозных и похоронных товариществ, не могла быть юридически признана без предварительного разрешения сената и санкции императора.

Прекращение корпорации наступало при достижении цели ее деятельности, расформировании личного состава и в случае, если ее деятельность принимала противозаконный характер.

Порядок приобретения субъективных прав

Приобретение прав и возникновение обязанностей у субъектов правоотношений происходит в условиях реально действующей правовой системы индивидуально. Поэтому часто эти права именуются субъективными, иначе говоря, это — право или правовые требования, приобретенные субъектом. Явления, которые приводят к возникновению и изменению в правах и обязанностях субъектов правоотношений, определяются как юридические факты. В свою очередь, юридические факты подразделяются на две категории: события и акты (деяния людей, совершаемые сознательно).

К событиям относят явления внешнего мира, не зависящие от воли людей, но имеющие юридические последствия. Например, рождение и смерть человека, наступление срока, природные изменения объектов права в результате пожара, гниения продуктов, кораблекрушения и т. д.

Юридические акты могут иметь для окружающих значение, подобное явлениям природы, когда действие одного лица не обращено к воле и сознанию другого. Например, воровство, вторжение на чужой участок, строительство на своем участке сооружения, затеняющего соседний и др.

Если юридические акты направлены на общение и имеют коммуникативную природу, то они именуются юридическими сделками.

Различаются юридические факты, акты и сделки с реальным (вещно-правовым) или личным (обязательственным) эффектом.

Более подробно сделки будут рассмотрены в главах, посвященным обязательствам.

Физических лиц с точки зрения римского права можно классифицировать в зависимости от их состояния свободы и состояния гражданства.

С точки зрения состояния свободы все население делилось на свободных и рабов.В свою очередь свободное население составляли свободнорожденные, т.е. это те, кто рождаются свободными, а также вольноотпущенные, т.е. люди, отпущенные на свободу из законного рабства.

С точки зрения состояния гражданства всё население делилось на римских граждан (Cives Romani), латинов (latini) и иностранцев (peregrini — перегринов).

Рассмотрим правила, регулирующие положение указанных групп населения.

Правовое положение свободнорожденных (ingenue)

Свободнорожденные (ingenue) — это те, кто рождаются свободными.

Институции устанавливают принцип, что брак двух свободных создает свободнорожденного (I.Кн.1.IV). Если же один из родителей раб, то действует принцип, что дитя следует состоянию матери: если она свободна, то свободен родившийся.

Дигесты (1.V.) содержат правила, детализирующие этот принцип применительно к возможному изменению состояния матери в период от зачатия до родов:

«Марциан: Свободнорожденные — это родившиеся от свободной матери; достаточно, чтобы она была свободной во время рождения, хотя бы она зачала, будучи рабыней. И наоборот, если она зачала, будучи свободной, а ко времени родов сделалась рабыней, то признано, что рожденный является свободным независимо от того, зачала ли она, состоя в законном браке или вне брака, ибо бедствия матери не должны вредить тому, кто находится во чреве…

Павел: Кто находится во чреве, охраняется, как если бы он находился среди людей, поскольку дело идет о выгодах самого плода…»

Правовое положение вольноотпущенных (libertinis — либертинов)

Правовое положение либертинов определялось в зависимости от прав лица, которое отпустило раба на волю. Так, если раба отпускал римский гражданин — квиритский собственник, раб приобретал право римского гражданина. Но, несмотря на это, вольноотпущенник был ограничен в правах. В сфере публичного права ограничения прав вольноотпущенников заключались в том, что они не служили в римских легионах, а в I в. н.э. утратили и политические права римских граждан. В период империи ограничения публичных прав вольноотпущенников усилились, вместе с тем сложился институт присвоения вольноотпущенникам полной политической правоспособности специальным постановлением императора, restitutio natalium, или путем присвоения императором золотого перстня (ius aureorum). В праве Юстиниана ограничений политических прав вольноотпущенников больше нет.

В сфере частного права вольноотпущеннику — римскому гражданину не разрешалось вступать в брак со свободнорожденными, в праве Юстиниана — с лицом сенаторского звания. Вольноотпущенник не мог предъявить без разрешения магистрата исковых требований к бывшему хозяину.

В период империи существовало правило, согласно которому в случае злостного нарушения отпущенным его обязанностей он мог быть возвращен в рабство своему хозяину или продан в рабство на сторону. При освобождении из рабства часто заключалось соглашение между рабом и хозяином (патроном), согласно которому бывший раб обязан был оказывать разного рода услуги господину.

Таким образом, правоотношения, составляющие в совокупности патронат, сводились:

а) obsequium — совокупность личных и имущественных, семейного характера, прав патрона (право домашнего суда над клиентом и др.);

б) operae — обязанность вольноотпущенника оказывать патрону личные услуги;

в) bona — взаимная обязанность вольноотпущенника и патрона помогать друг другу в материальной нужде, давать алименты; к этому присоединялось также право патрона наследовать по закону после вольноотпущенника, не оставившего нисходящих и умершего без завещания.

Перегрины (от лат. peregrinus — иностранец, чужеземец) — категория населения Римского государства.

Перегринами назывались свободных жителей Римской Империи, но не имеющие римского гражданства людей. Как правило это были представители покоренных Римом провинции, живущих на окраинах страны.

Перегрины были лишены права пользоваться ius civile (гражданским правом Рима), но могли завязывать юридические отношения с римскими гражданами, то есть могли пользоваться ius gentium. Соответственно, перегрины получали юридическое положение между обычными иностранцами и гражданами Империи. Кроме того, в своих внутриобщинных отношениях они продолжали пользоваться своим национальным правопорядком. Это могло распространятся и на общую культуру поведения и ношение одежды.

Суды, рассматривающие споры между римскими гражданами и перегринами, в своей деятельности исходили из соображений не норм права, а справедливости и здравого смысла (лат. Ex aequo et bono).

По моде они также занимали промежуточное отношение между римскими гражданами и традициями своих народов.

Схожие темы

Мужчины в Древнем Риме, Женщины в Древнем Риме

ЗАКОНЫ О РОСКОШИ ЭПОХИ ГАННИБАЛОВОЙ ВОЙНЫ (218—215 ГГ. ДО Н. Э.)

В длинной череде законов против роскоши, принимавшихся в Риме на протяжении, по крайней мере, трех веков, обращают на себя внимание первые, принадлежащие очень непростому для «вечного города» периоду начала Ганнибаловой войны. Это законы Метилия (217 г. до н. э.) и Оппия (215 г. до н. э.). Нетрудно заметить, что хронологически они примыкают к известному закону Клавдия, принятому в 218 г. до н. э., образуя цикл законов, принятых в начальный период войны. Обычно все три закона рассматриваются отдельно, вне всякой связи друг с другом. Однако появление их в границах одного временного периода, охватывающего первые четыре года войны, вряд ли было случайным.

Закон Метилия (lex Metilia de fullionibus), принадлежащий плебейскому трибуну 217 г. до н. э. Марку Метилию, запрещал использовать дорогой умбрийский мел при обработке мужских одежд. О содержании закона известно только по краткому сообщению Плиния Старшего: «Умбрский мел применяется только для придания материям блеска. Будет не лишним коснуться и этого вопроса, поскольку существует предназначенный для валяльщиков Метилиев закон, который цензорами Гаем Фламинием и Луцием Эмилием был предложен на утверждение народного собрания»99. Участие в его принятии Гая Фламиния позволяет предположить, что закон не ограничивался своим сугубо утилитарным содержанием, а имел какой-то политический подтекст. По мнению В. Кункеля запрещение отделывать тогу дорогим мелом имело своей целью обеспечение равенства возможностей при соискании должностей100. Социальный контекст этой меры, таким образом, дает возможное объяснение необходимости принятия на втором году Ганнибаловой войны, в ее наиболее тяжелый период, закона адресованного валяльщикам шерсти — fullones. Здесь мы, видимо, встречаемся с определенной установкой римского общественного сознания, требующего от гражданина и, в особенности от магистрата безукоризненно белого цвета тоги, имевшего сакральное значение101. Обращает на себя внимание то, что Гай Фламиний в рамках своей цензуры продвигает два совершенно разных закона, один из которых был посвящен морской торговле, а другой — умбрскому мелу. Понять, что их объединяет, помогает наблюдение Н.

Эль — Бехайри, рассматривающей обоснование закона Клавдия в свете цензорских полномочий Фламиния, и, в частности, в связи с regimen morum102. Время и обстановка принятия закона объясняют, почему использование дорогих отбеливающих веществ было признано предосудительным только в цензуру Фламиния,.

Закон Оппия (lex Oppia), был внесен в народное собрание плебейским трибуном 215 г. до н. э. Гаем Оппием. О его содержании сохранились фрагментарные свидетельства, самое подробное из которых принадлежит Ливию103. Он пишет: «Этот закон провел народный трибун Гай Оппий в консульство Квинта Фабия и Тиберия Семпрония, в самый разгар Пунической войны; закон запрещал римским женщинам иметь больше полуунции104 золота, носить окрашенную в разные цвета одежду, ездить в повозках по Риму и по другим городам или вокруг них на расстоянии мили, кроме как при государственных священнодействиях»105. П. Дизедери обратил внимание на то, что Ливий упоминает о принятии закона Оппия при описании событий не 215 г. до н. э. когда закон был принят, а 195 г. до н. э., когда было внесено предложение о его отмене. Из этого он делает вывод, что принятие закона Оппия не вызвало ни бурного обсуждения, ни сопротивления, будучи событием не слишком выразительным (иначе анналисты и Ливий об этом упомянули бы)106. Как и в случае с законом Метилия удивляет несвоевременность закона о женской роскоши, принятого сразу же после битвы при Каннах. Ответ дает сам Ливий, включивший обоснование закона Оппия в речь плебейского трибуна Луция Валерия107: «Конечно, будь этот закон древним, будь он принят с единственной целью обуздать страсти, можно было бы бояться, что, отменив его, мы их пробудим. Но ведь принят-то он был по обстоятельствам совсем иного времени: Ганнибал одержал тогда победу при Каннах и стоял в Италии; в руках его были уже Тарент, Арпы, Капуя, казалось, вот-вот двинет он войско на Рим; отпали от нас союзники; не стало ни воинов для пополнения легионов, ни граждан союзных городов для службы во флоте; опустела казна; мы покупали у хозяев рабов и раздавали им оружие, с тем чтобы те получили за них деньги лишь по окончании войны; откупщики тогда сами вызвались предоставить государству деньги, хлеб и все прочее необходимое для войны; каждый в соответствии со своим разрядом поставляли мы рабов, чтобы служили они гребцами во флоте и содержали их на свой счет; все мы по примеру сенаторов отдавали государству сколько у кого было золота и серебра; вдовы и сироты несли свои деньги в казну; был установлен предел хранимому дома — будь то вещи из золота или серебра, будь то чеканная монета, серебряная или медная. Ужели в такое время помыслы женщин были так заняты роскошью и украшениями, что понадобился Оппиев закон, дабы обуздать их? Разве нам неизвестно, что, напротив того, глубокая всеобщая скорбь не позволила матронам вовремя принести жертвы Церере и сенат ограничил время траура тридцатью днями? Кто же не видит, что лишь горести и нищета государства, когда каждый должен был отдать последнее на общие нужды, породили этот закон?»108. Б. С. Ляпустин в этой связи отмечает: «Оппиев закон против роскоши принятый в разгар военных действий, несомненно, преследовал цель не только и не столько напомнить женщинам о суровых нравах предков и обратить их к скромности и бережливости, но был непосредственно связан со стремлением выйти из той сложной ситуации, в коорую римское государство попало после разгрома армий Ганнибалом в 217 и 216 гг. до н. э.»109.

Объединение всех этих законов в одну группу будет оправданным в том случае, если мы сможем связать их принятие с какой-то одной проблемой, стоявшей перед римским обществом в это время. Таковой, судя по источникам, была хроническая нехватка денежных средств, ощущавшаяся в Риме с самого начала войны. Так, описывая события 217 г. до н. э. Ливий отмечает: «При обмене пленных вожди римский и карфагенский согласились, чтобы как было заведено в Первую Пуническую войну, та сторона, которая получит больше людей, чем вернет, заплатила бы за эту разницу — по два с половиной фунта серебра за человека. Римляне получили на двести сорок семь человек больше, чем карфагеняне, а с серебром, которое следовало за них уплатить, получалась задержка — сенаторы, с которыми Фабий не посоветовался, затягивали обсуждение этого дела; тогда он, послав в Рим своего сына Квинта, продал через него свое нетронутое врагом имение и погасил государственную задолженность из частных средств»110. Из описания событий этого года обращает на себя внимание и такой эпизод: «Военные действия под Гереонием зимой прекратились, и в Рим прибыли послы от Неаполя. Они внесли в курию сорок тяжеловесных золотых чаш, и сказаны были ими такие слова: они знают, что казну римского народа вычерпала война, которая ведется в той же мере, за города и земли союзников, что и за главную твердыню Италии, город Рим и его власть; и поэтому неаполитанцы решили: золото, оставленное им предками на украшение храмов и помощь бедствующим, по справедливости следует вручить римскому народу. Если римляне считают, что неаполитанцы могут им еще чем-то помочь, то они окажут любую помощь с таким же усердием. Римские сенаторы и народ порадуют их, если все, что есть у неаполитанцев, будут считать своим, и принесенный дар оценят не просто по его стоимости, а по дружеским чувствам и доброй воле тех, кто его принес. Послов поблагодарили за щедрость и внимание, а чашу приняли только ту, что была всех легче»111. Напомним, что в этом же году был принят закон Метилия.

Ситуация следующего, 216 г. до н. э. описывается следующим образом: «Почти в это же время в Рим были доставлены письма из Сицилии и Сардинии. Сначала в сенате прочли письмо пропретора Тита Отацилия из Сицилии, он писал, что претор Публий Фурий пришел с флотом из Африки в Лилибей; сам Фурий тяжело ранен и находится между жизнью и смертью; солдаты и моряки не получили в срок ни жалованья, ни хлеба — и взять их неоткуда; Отацилий убедительно просит прислать поскорее и деньги, и хлеб, а ему — смену из новых преторов. Почти то же самое о жалованьи и хлебе писал из Сардинии пропретор Авл Корнелий Маммула. Обоим ответили: взять неоткуда, пусть сами позаботятся о своем флоте и войске. Тит Отацилий отправил послов к Гиерону, искреннему другу римского народа, и получил от него столько серебра, сколько нужно было для выплаты жалованья, и хлеба на шесть месяцев; Корнелия в Сардинии любезно снабдили союзные города. В Риме денег было мало…»112. О начале 215 г. до н. э. Ливий сообщает: «Сенат, в первый день года заседавший на Капитолии, постановил установить на этот год двойной налог, половину взысканий немедленно, чтобы уплатить жалованье и имеющемуся налицо войску, исключая солдат, участвовавших в каннском сражении»113. Думается, что именно опасением «оставить казну пустой» было вызвано нежелание выкупать пленных после битвы при Каннах, хотя Рим в это время испытывал такую нужду в людях, что был сформирован легион, состоявший из рабов, купленных государством114.

По-видимому, одним из путей выхода из этой ситуации и стала серия законов, направленных на ограничение расходов внутри римской фамилии. В своей статье, посвященной закону Оппия, Б. С. Ляпустин отмечает: «Для успешного ведения военных действий древнеримскому обществу нужно было решить прежде всего ряд военно-экономических проблем. … Если же на сложившуюся ситуацию и законы о роскоши посмотреть, прежде всего, сквозь призму фамилии, то станет ясно, что решить все военно-экономические задачи могла только сильная и экономически крепкая фамилия. Через нее шло вооружение воинов и прежде всего всадников, через ее поместья во многом решался вопрос снабжения продовольствием во время войны, когда масс крестьянства отрывалась от своих участков для службы в армии. Поэтому закон Оппия против роскоши и требовал от фамилии исключить нерациональные траты своих сбережений на бесполезные женские украшения, дорогие ткани и повозки и тем самым создать условия для укрепления хозяйств, опираясь на которые можно было успешно готовиться к длительным военным действиям…»115. Таким образом, главной задачей этих законов было экономическое укрепление фамилий и недопущение непроизводительных трат их членами, поскольку именно от «запаса прочности» римских фамилий в конечном итоге зависела возможность выстоять в жестокой схватке с Ганнибалом.

На столь странный для нас путь решения проблемы авторов законопроектов толкала невозможность прямого принудительного изъятия средств для ведения войны у сограждан, что было связано с особым характером государственного аппарата в Риме, не потерявшего непосредственной связи с гражданским коллективом116. Частично, проблемы связанные с ведением войны, решались за счет трибута — особого налога, собираемого с граждан. Согласно Фесту (Р. 367 М), трибут называется так потому, что он передается (tributur) из личной собственности в государственную (ex private in publicum). Он же указывает (P. 364 M), что трибут взимался либо «с головы» (in capite), либо «по цензу» (ex censu), либо был «случайным» (temerarium). Варрон связывает происхождение этого слова с tribus117, территориальной единицей, учрежденной согласно традиции Сервием Туллием118. Трибут взимался ежегодно на основе ценза — оценки имущества, проведенной цензорами в ходе переписи населения. Однако даже двойное налогообложение населения Рима, как показывают источники, не могло покрыть всех расходов на войну (Liv. 23. 31. 1—2). Все это заставляло римские власти искать иные способы пополнения государственной казны.

При сравнении законов, принятых в 218—215 гг. до н. э., можно заметить, что они затрагивали интересы наиболее состоятельного слоя граждан119. Закон Метилия запрещал траты на обработку мужских одежд дорогим умбрийским мелом. Закон Оппия запрещал римским женщинам иметь золотые украшения в большом количестве, носить окрашенную одежду (дорогую из-за применения натуральных красителей, таких как пурпур), ездить в повозках по Риму и другим городам, а также в их окрестностях. Закон Клавдия запрещал владеть морскими судами большой вместимости. Говоря о невозможности долгосрочного принудительного изъятия денег для военных или иных нужд в Риме, что вытекало из самого характера античной гражданской общины, следует иметь в виду, что кратковременное изъятие средств в некоторых случаях все же было возможным, оставаясь, однако, экстраординарной формой пополнения финансов. На это, к примеру, указывает строительство флота на частные средства в 214 г. до н. э. когда основные расходы несли наиболее состоятельные граждане, в том числе сенаторы120. Можно предположить, что и закон Клавдия предусматривал нечто подобное — только не постройку, а конфискацию судов сверх (а возможно и указанного) тоннажа.

Возможно, однако, и другое объяснение — закон был введен с целью ограничения расходов на постройку судов теми римским семьями, что были связаны с морской торговлей. Своеобразное «вето», накладываемое на экономическую активность части населения Рима, должно было укрепить основную хозяйственную и социальную ячейку общества — фамилию, на которую легли основные тяготы военных расходов121. Тогда мы не вступаем в противоречие и с положениями Клавдиева закона в передаче Ливия. В этом случае закон Клавдия вместе с законами Метилия и Оппия был принят с целью ограничения излишних расходов римской фамилии. Тяжелое финансовое положение, необходимость время от времени прибегать к «займам» у населения (подозрительно похожим на плохо закамуфлированное изъятие у него средств), сокрушительные поражения в начале войны показывают, что Рим вступил в новую войну, еще не оправившись от потрясений Первой Пунической войны. Наиболее дальновидные политики в Риме должны были попытаться перекрыть те каналы, по которым нерационально, с их точки зрения, уходили средства из фамильной казны. На все это должна была накладываться определенная общественная тенденция, связанная с претензиями плебейской верхушки на новое место и новую роль в жизни civitas, так ярко воплощенная в фигуре Гая Фламиния122. Не исключено, что при составлении закона учитывались соображения различного рода, и формулировка закона, порожденного текущей политической конъюнктурой (хотя и апеллирующего к традиционным римским ценностям), единожды получив жизнь, с течением времени стала оказывать все большее влияние на экономическую жизнь общества в качестве ограничивающей сферу деятельности сенаторского ordo нормы. Как справедливо отметил Б. С. Ляпустин, «нельзя сбрасывать со счетов и идеологический и ценностный смысл этих законов, который тесно переплетен с экономическим»123.

ЖЕНЩИНЫ И МАГИСТРАТЫ:
БОРЬБА ЗА ОТМЕНУ ОППИЕВА ЗАКОНА В 195 Г. ДО Н. Э.

В 195 г. до н. э. в Риме происходит событие, лишь при первом взгляде кажущееся незначительным или даже курьезным. Наиболее подробно описавший его Ливий отмечает: «Среди забот, что принесли римлянам великие войны — и те, что недавно закончились, и те, что вот-вот грозили начаться, — возникло дело, о котором и упоминать бы не стоило, если бы не вызвало оно бурные споры. Плебейские трибуны Марк Фунданий и Луций Валерий предложили отменить Оппиев закон. Этот закон провел народный трибун Гай Оппий в консульство Квинта Фабия и Тиберия Семпрония, в самый разгар Пунической войны»233. Предложение плебейских трибунов вызвало бурную реакцию населения Рима. Как пишет Ливий, «плебейские трибуны Марк и Публий Юнии Бруты защищали Оппиев закон и сказали, что никогда не допустят его отмены. Многие видные граждане выступили за Оппиев закон, многие — против него. На Капитолии чуть не каждый день собиралась толпа; все римляне тоже разделились на сторонников и противников Оппиева закона, женщин же не могли удержать дома ни увещания старших, ни помышления о приличиях, ни власть мужа: они заполняли все улицы и все подходы к форуму, умоляли граждан, которые спускались на форум, согласиться, чтобы теперь, когда республика цветет и люди день ото дня богатеют, женщинам возвратили украшения, которые они прежде носили. Толпы женщин росли с каждым днем, так как приходили женщины из окрестных городков и селений. Уже хватало у них дерзости надоедать своими просьбами консулам, преторам и другим должностным лицам…»234. В защиту закона Оппия выступает консул 195 г. до н. э. Марк Порций Катон. Насколько можно судить по описанию событий, которое дает Ливий, в качестве его главного оппонента выступал плебейский трибун Луций Валерий. Ливий приводит речи, которые произносят Валерий и Катон. Неожиданным выглядит исход дебатов: «После того как все было сказано за и против закона, на следующий день еще больше женщин, чем прежде, высыпали на улицы Города; всей толпой кинулись они к дому Брутов, которые препятствовали принятию предложения других трибунов, и до тех пор их упрашивали, пока не вынудили отказаться от их намерений. Тогда стало ясно, что Оппиев закон будет отменен голосованием во всех трибах; так оно и случилось спустя двадцать лет после его принятия»235.

Событие это выглядит экстраординарным сразу по нескольким причинам. Во-первых, это само предложение об отмене закона Оппия. Насколько нам известно, это едва ли не единственный официально отмененный закон о роскоши. Для римской правовой культуры была характерна установка на постоянство, незыблемость, даже вечность законов, идущая от сакрального характера первых правовых норм, освященных авторитетом религии. В этой связи отрицательная реакция части римского общества на предложение об отмене закона, просуществовавшего всего 20 лет, не выглядит проявлением крайнего консерватизма. Скорее предложение плебейских трибунов Фундания и Валерия можно счесть прецедентом, крайне радикальным и даже скандальным по своему содержанию. Другое обстоятельство, бросающееся в глаза — это неожиданное появление на политической арене женщин. Помимо того, что они были лишены политических прав и не могли участвовать в работе комиций (поскольку не имели ius suffragii и ius honorum)236, активное вмешательство женщин в политические процессы также должно было создавать крайне нежелательный с точки зрения устоявшихся традиций общественной жизни прецедент237. Столкновение римских женщин с магистратами в 195 г. до н. э. нельзя счесть лишь просто курьезным эпизодом истории периода Республики238. Как справедливо отметил Б. С. Ляпустин, «сколь бы комичной не выглядела ситуация, сама по себе она не объясняет причин, приведших римское общество к расколу и противоборству, и те внутренние процессы, которые затронул закон»239.

Поиск объяснения причин внесения предложения об отмене закона Оппия, и последовавшего за ним противостояния внутри римской общины, заставляет нас обратиться за неимением других источников к речам Катона и Валерия, которые приводит Ливий240. Вопрос об их подлинности вызвал оживленную дискуссию среди историков. При этом, однако, следует отметить, что, несмотря на различие мнений о подлинности катоновской речи у Ливия, порой весьма существенное, большинство исследователей признают ее историчность250. Использовал ли Ливий реально существовавшую речь Катона или создал талантливую стилизацию, в его тексте отразились особенности социальной и экономической ситуации в римской civitas начала II в. до н. э.

Неожиданный поворот в дискуссию о подлинности речи Катона внес Л. Пеппе, обративший внимание на мало привлекавшую интерес исследователей речь Луция Валерия. Отметив близость ряда ее положений с речью Гортензии, включенной в 4-ю книгу «Гражданских войн» Аппиана, Л. Пеппе приходит к мнению, достаточно осторожно, правда, выраженному, об ее аутентичности251. Он обращается к сочинению византийского автора XII в. Иоанна Зонары, содержащему обширные отрывки из греческого историка II—III вв. Диона Кассия. Зонара дает свой вариант спора Катона и Валерия, довольно сильно отличающийся от рассказа Ливия (Zonar. 9. 17. 1—4). По мнению Л. Пеппе, это свидетельствует о существовании независимого анналистического источника, конкурирующего с традицией, представленной в сочинении Ливия, и сохранившегося в версии Диона — Зонары. Отметив ряд параллелей в построении речей в обеих версиях, автор приходит к выводу о том, что существовал реальный прототип речей Катона и Валерия, сжато и достаточно близко к оригиналу переданный у Диона — Зонары, и, напротив, сильно переработанный у Ливия252.

Приведем полностью отрывок из Зонары, с тем, чтобы была возможность сравнить представляемую им традицию с версией Ливия. Он пишет: «Порций Катон, будучи избран консулом, получил Испанию, которая почти полностью отпала. Он был мужем, превосходившим в добродетели всех современников. После поражения, понесенного римлянами при Каннах, был принят закон, запрещавший женщинам иметь золотые украшения и роскошные одеяния; и вот теперь люди задумались, не стоит ли отменить этот закон. По этому вопросу Катон произнес речь, в которой он убеждал, что закон должен оставаться в силе, и закончил с такими словами: «Пусть женщины будут украшены не золотом и драгоценными каменьями, не яркими и прозрачными одеяниями, но скромностью, любовью мужа, любовью детей, сговорчивостью, умеренностью, установленными законами, нашим оружием, нашими победами, нашими трофеями». Луций Валерий, трибун, противостоявший Катону, напротив, убеждал, что стародавние украшения должны быть возвращены женщинам. И после того как он ознакомил народ со всеми подробностями этого дела, Валерий обратился к Катону, восклицая: «Что касается тебя, Катон, то если тебе не нравятся женские украшения и ты желаешь сделать нечто значительное и приличествующее философу, предлагаю тебе остричь им везде волосы накоротко и затем одеть их в короткие платья и туники через одно плечо; да, клянусь Юпитером, предлагаю тебе дать им доспехи и посадить на лошадей, и, если угодно, взять их в Испанию; давайте приведем их и сюда, чтобы они могли принять участие в наших собраниях». Валерий сказал это в шутку, но женщины, услышав его — многие из них находились неподалеку от Форума, желая знать, как развиваются события, — ринулись в собрание, осуждая закон, и после того как он был незамедлительно отменен, они немедленно надели украшения прямо в собрании и бросились в пляс».

2.Правовое положение латинов и перегринов

Гражданская эксклюзивность ius civile, которая была доступна исключительно римским гражданам, предопределяла особый гражданско-правовой статус неграждан (hostes, peregrini), допустимлсть правильных сделок с которыми – commercium – специально устанавливалась законом. Постепенно вырабатывается общая дифференциация иностранцев по категориям в соответствии с их статусом. На смену «hostis», ситуативно обозначающего то друга, то воюющего врага, приходит терминологическая определенность в различии степени близости прав иностранцев к правам римских граждан.

Наибольшей близостью к римским гражданам отличались latini prisci (древние латины) – граждане городов в Лации, которые входили в латинскую лигу во главе с Римом и после ее распада в 338г. до н.э. удержали те права, которыми их общины пользовались еще с 493г. до н.э. Эти латины располагали правом заключать сделки с римлянами (ius commercii), селиться в Риме (ius migrandi), а так же вступать в законный брак с римлянами (ius conubii).

В эпоху Республики римляне создавали на завоеванных землях колонии, наделяя колонистов статусом латинских граждан – colonii civium Latinorum. После 338г. до н.э. граждане этих колоний стали рассматриваться как особая категория – Latini colonarii. Располагая ius commercii и ius migrandi, они обычно были лишены ius conubii (если оно им не было специально предоставлено – Gai., 1,56-57). В эту эпоху латины, достигшие высших должностей в своих общинах, получали римское гражданство (Gai., 1,96) и могли продолжить политическую карьеру в Риме: так называемое ius honorum. Если добавить к этому ius suffragii – право голосовать в народном собрании в Риме (в случае присутствия), которым располагали граждане латинских городов и колоний, — станет понятно, насколько несущественным было различие между римским и латинским гражданством, почему одно беспрепятственно переходило в другое.

Предоставление прав римского гражданства в результате Союзнической войны 91-89гг. до н.э. всем латинам, а затем всем италикам повлекло распространение латинского гражданства за пределы Апеннинского полуострова.

Заметной спецификой отличалось положение Latini luniani – вольноотпущенников, получивших статус свободных по lex lunia Norbana. Эту категорию составляли лица, не принадлежавшие к какой-либо латинской общине, — их латинский статус, таким образом, просто выражал дефектность их положения в системе гражданских связей (Gai., 3,56). Latini luniani не располагали ius conubii и не имели ни активной, ни пассивной testamenti factio (права завещать или получать по завещанию) в отношении римских граждан. В остальном они были вполне правоспособными.

Основное население провинций (и Италии до Союзнической войны) не имело прав римского или латинского гражданства. Гражданские общины провинций были связаны с Римом договорами, которые определяли степень их автономии. При этом различались формально независимые общины – peregrini nullius civitatis (чужестранцы, не принадлежащие к гражданским общинам) – было подчинено власти римского наместника, чей imperium не встречал здесь формальных ограничений. На практике, однако, продолжали применяться нормы местного права — iura peregrinorum. Любой перегрин мог прибегнуть к суду римского провинциального магистрата, и его дело рассматривалось по нормам ius gentium или ius honorarium, принятым в данной провинции.

Положение кардинально меняется с изданием эдикта Каракаллы (constitutio Antoniniana) 212г., предоставившего римское гражданство всему населению Империи.

3.Правовое положение рабов

Оставаясь на всех стадиях своего развития правом рабовладельческого общества, римское право признавало правоспособными только свободных людей. Рабы были не субъектами, а объектами прав. Их правовое положение, в принципе, не отличалось от положения вещей — servi res sunt . В то же время рабы всегда занимали особое положение в ряду объектов прав: неуклонное проведение принципа «рабы суть вещи» оказывалось иногда, особенно с развитием гражданского оборота, не согласным с интересами рабовладельцев, нередко стремившихся использовать не только физические силы, но и умственную энергию и личную предприимчивость рабов. Поэтому допускались некоторые отступления от этого принципа. В период республики за некоторыми сделками рабов стали признаваться юридические последствия в связи с практиковавшимся выделением рабу господином имущества в непосредственное управление (так называемый пекулий). Идеологическим обоснованием отступлений от общего принципа «рабы суть вещи» служило учение юристов периода империи о том, что рабство, институт iuris gentium, т. е. известный всем народам древнего мира, чуждо, однако, началам естественного права. Но чуждый естественному праву институт рабства находил себе в глазах римских юристов законное обоснование в войне, если законно убийство военного противника, то тем более законно овладение им, установление права собственности на его личность. Так, война, которая в течение долгого времени являлась способом приобретения рабов, служила для римских юристов и этико-юридическим оправданием рабства.

4.1. Личное положение рабов.

Рабы, по выражению Paraphrasis Теофила, «безличны» — roswpoi. Право господина на раба является обыкновенным правом собственности — dominium или proprietas. При этом качество раба, как вещи, не есть лишь результат того, что некто имеет на него право; оно есть как бы его естественное, прирожденное свойство. Раб остается, поэтому, рабом даже тогда, когда он почему-либо в данный момент не имеет господина, например, господин бросает раба, отказывается от него (servus derelictus). Раб будет в таком случае servus nullius и, как всякая бесхозяйная вещь, будет подлежать свободной occupatio всех желающих. Ясно, что раб, в принципе, есть подлинный объект, а не субъект — даже не «пассивный субъект послушания». Тем не менее, римские юристы говорят нередко и о persona servi. Признавая право господина на раба обыкновенной собственностью, они в то же время иногда называют это право potestas, в каковом выражении заключается уже признание некоторого личного элемента в отношениях между господином и рабом. Практически признание человеческой личности раба сказывалось в следующих положениях.

Уже, вероятно, издревле установилось правило, что, хотя раб есть вещь, наравне с cetera animalia, но место погребения раба есть locus religiosus, в такой же мере, как и могила свободного человека. Признаются далее и кровные родственные связи рабов — cognationes serviles: в близких степенях родства они составляют препятствие к браку. В классическом праве вырабатывается даже запрещение при передаче рабов в другие руки разделять друг от друга близких родственников: жену от мужа, детей от родителей.

В древности право господина над личностью раба не было юридически ничем ограничено: господин мог наказывать раба, как хотел, — мог даже убить его (jus vitae ac necis). В императорское время, однако, появляется ряд ограничений в этом отношении. В частности, lex Petronia воспретил отдавать рабов ad bestias depugnandas (т. е. в гладиаторские труппы); эдикт императора Клавдия объявил, что старый и больной раб, брошенный господином на произвол судьбы, делается свободным. Решительнее были две конституции императора Антонина Пия: одна из них подвергала господина за незаконное (sine causa) убийство своего раба такому же уголовному наказанию, как и за убийство чужого; а другая предписывала властям в тех случаях, когда жестокое обращение заставило раба искать убежища в храме или у статуи императора, расследовать дело и принудить господина продать раба в другие руки. Насколько все эти предписания практически достигали своей цели — это другой вопрос, но юридически власть господина над личностью раба уже не безгранична.

4.2. Имущественное положение рабов.

Раб, как вещь, не может иметь какого-либо своего имущества, не может иметь каких-либо своих прав. Из того же принципа логически вытекало бы, что воля и действия раба не могут иметь никакого значения в юридической жизни. Однако последовательное проведение этого принципа было бы сплошь и рядом не в интересах самих господ. Раба можно эксплуатировать в качестве делового агента, но для осуществления этого необходимо признание, по крайней мере, в известных пределах, юридической силы за действиями рабов. И право, действительно, не взирая на логическое противоречие, дает такое признание.

Уже издревле рабу приписывается способность приобретать — конечно, в пользу своего господина. Он ipso jure приобретает своему господину не только все то, что он добывает своим личным трудом, но и то, что он получает при посредстве юридических сделок (покупки, дарения и т. д.). За ним признается, таким образом, способность совершать юридические акты, т. е. юридическая дееспособность. Он рассматривается при этом, как некоторый приобретательный орган господина, как instrumentum vocale, и вследствие этого необходимую для сделок правоспособность заимствует от господина — ех реrsona domini. Хотя все приобретения раба принадлежат господину, однако, обязательства рабов на господина не падают: он за них не отвечает, ибо признание такой ответственности противоречило бы интересам господ.

Что же касается обязательств из договоров, заключенных рабом, то по старому цивильному праву они никого не обязывают: ни господин за раба не отвечает, ни против раба нельзя предъявлять исков. С течением времени, однако, и здесь стали усматривать некоторое обязательство раба, хотя обязательство не исковое, а лишь так называемое obligatio naturalis: иск против раба предъявлять нельзя, даже в том случае, если он станет впоследствии свободным. Развитие экономической жизни и усложнение приемов промышленной и торговой деятельности открывало для господ новые способы выгодной эксплуатации рабов, но эти способы могли вести к цели лишь под условием признания известной ответственности господина за юридические действия рабов. Это признание и дает преторский эдикт, допуская в известных случаях иски против господ. Все эти иски носят общее название actiones adjecticiae qualitatis на том основании, что здесь к указанной выше натуральной обязанности самаго раба (obligatio naturalis) прибавляется adjicitur — исковая ответственность его господина. Договоры, заключенные рабом в ходе исполнении хозяйственных заданий господина, стали признаваться основанием преторских исков к господину. Такими исками были:

Actio institoria, если договор был совершен рабом, управлявшим предприятием господина (institor — приказчик).

Actio exercitoria, если договор был совершен рабом-капитаном принадлежащего господину корабля (exercitoria — хозяин корабля, раб-капитан корабля назывался magister navis).

Actio quod iussu (во исполнение приказа), если совершению договора рабом предшествует обращение господина к контрагенту раба, например, господин просит дать взаймы рабу, если тот обратится за займом.

Actio de in rem verso, если на основании договора, совершенного рабом, какая-нибудь ценность поступила в имущество господина (in rem domini versum est).

По трем первым искам господин отвечал полностью, по последнему — в пределах сумм, поступивших в его имущество на основании договора, заключенного рабом. Нередко, однако, сфера хозяйственной самостоятельности раба оказывалась значительно шире. Господин выделял рабу определенные имущественные ценности: земельный участок, скот, даже других рабов (servi vicarii) и предоставлял рабу вести самостоятельную хозяйственную деятельность, лишь внося господину определенную часть доходов. Юридически такое обособленное господином имущество, peculium, принадлежало господину, но фактически раб свободно располагал входившими в состав peculium имущественными ценностями. В то же время, с развитием экстраординарного процесса, раб постепенно приобрел право обращаться к магистрату для рассмотрения последним extra ordinem личных и имущественных претензий раба к другим лицам. В частности, раб мог обратиться к рrаеfectus urbi и потребовать принудительного осуществления своей обязанности лицом, которое, получив от раба определенную сумму денег, обязалось выкупить раба и затем освободить из рабства. Таким образом, институт пекулия послужил к облегчению положения наиболее предприимчивых и энергичных рабов, умевших извлекать доходы из имущества пекулия. Несколько лучше положения других рабов было положение рабов государственных. В частности, за ними прямо признавалось право распоряжаться по завещанию половиной предоставленного им пекулия.