Диктатура пролетариата — научное определение сущности государственной власти пролетариата и всей политической системы, устанавливаемой в результате ликвидации капиталистического строя и разрушения буржуазной государственной машины. Диктатура пролетариата необходима рабочему классу на весь период революционного превращения капитализма в социализм (переходный период от капитализма к социализму).

Ленин называл идею диктатуры пролетариата главной в марксизме в вопросе о государстве. Завоевание диктатуры пролетариата составляет основное содержание социалистической революции, является необходимым условием её победы. Революционная диктатура пролетариата есть государство переходного периода от капитализма к социализму, функции которого состоят в использовании власти пролетариатом для подавления сопротивления эксплуататоров внутри страны, закрепления победы революции, обороны от агрессивных действий международной реакции. Однако диктатура пролетариата означает не только насилие и главным образом не насилие. Её основная функция — творческая, созидательная. Она используется для отрыва от буржуазии и сплочения вокруг пролетариата широких масс трудящихся с целью вовлечения их в социалистическое строительство. Основу диктатуры пролетариата и её высший принцип составляет союз рабочего класса и крестьянства при руководящей роли рабочего класса. Поэтому диктатура пролетариата есть высший тип демократии — реальной демократии для трудящихся, которая ставит своей целью как можно более широкое привлечение масс к управлению государственными и общественными делами.

Главной руководящей и направляющей силой в системе диктатуры пролетариата является передовой отряд рабочего класса — партия коммунистов. В систему диктатуры пролетариата входят различные массовые организации трудящихся: органы народного представительства, профсоюзы, кооперация, молодёжные союзы и другие объединения, которые служат основными связующими звеньями между партией и трудящимися массами.

Формы диктатуры пролетариата могут быть разнообразны, ибо они зависят от конкретных условий. Понятие «диктатура» здесь характеризует лишь сущность, но не форму государства и не его политический режим — в той же мере, в какой всякое буржуазное государство есть диктатура буржуазии, независимо от его формы и политического режима, даже если это парламентарная демократия.

В работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (1918) Ленин показывает, что степень суровости режима диктатуры пролетариата в отношении свергнутых эксплуататорских классов определяется ходом и формами классовой борьбы, степенью ожесточённости сопротивления самой буржуазии. В России вследствие яростного сопротивления свергнутых классов помещиков, капиталистов и кулачества, диктатура в отношении эксплуататоров выразилась и в лишении их избирательных прав, но, как указывал Ленин, «…это необязательно для осуществления диктатуры, это не составляет необходимого признака логического понятия диктатуры, это не входит необходимым условием в историческое и классовое понятие диктатуры» .

Исторически первой диктатурой пролетариата явилась Парижская Коммуна 1871 г., что позволило Марксу сделать вывод о государственной форме диктатуры пролетариата, которая должна заменить сломанную буржуазную государственную машину.

Советы — новая форма диктатуры пролетариата, открытая Лениным на основе изучения опыта двух русских революций. Превосходство республики Советов перед парламентарной республикой, говорил Ленин, состоит в том, что Советская республика, будучи демократической республикой типа Коммуны, разбивает оторванную от народа и стоящую над народом военную машину буржуазии и ставит на её место всеобщее вооружение народа, ликвидирует бюрократический аппарат управления и создает подлинно демократический аппарат управления, состоящий из представителей трудящихся. Советская республика, как по своему классовому содержанию, так и по своему организационному устройству, является пролетарско-крестьянской республикой.

Новейший революционный опыт породил ещё одну форму диктатуры пролетариата — народную демократию. Теоретически возможна в качестве государственной формы диктатуры пролетариата и парламентарная республика.

Принципам марксизма-ленинизма противоречит как отрицание необходимости диктатуры пролетариата для переходного периода от капитализма к социализму, так и её абсолютизация, попытки распространить диктатуру пролетариата на весь период социализма. С ликвидацией эксплуататорских классов и построением социализма исчезает объект для классового подавления внутри страны, все социальные группы социалистического общества переходят на политические и идеологические позиции рабочего класса, и поэтому с точки зрения решения внутренних задач необходимость в диктатуре пролетариата отпадает. С построением социализма происходит отмирание государства диктатуры пролетариата и возникает коммунистическое общественное самоуправление.

«Итак: в капиталистическом обществе мы имеем демократию урезанную, убогую, фальшивую, демократию только для богатых, для меньшинства. Диктатура пролетариата, период перехода к коммунизму, впервые даст демократию для народа, для большинства, наряду с необходимым подавлением меньшинства, эксплуататоров. Коммунизм один только в состоянии дать демократию действительно полную, и чем она полнее, тем скорее она станет ненужной, отомрёт сама собою. Другими словами: при капитализме мы имеем государство в собственном смысле слова, особую машину для подавления одного класса другим и притом большинства меньшинством. Понятно, что для успеха такого дела, как систематическое подавление меньшинством эксплуататоров большинства эксплуатируемых, нужно крайнее свирепство, зверство подавления, нужны моря крови, через которые человечество и идёт свой путь в состоянии рабства, крепостничества, наёмничества. Далее, при переходе от капитализма к коммунизму подавление ещё необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» ещё необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наёмных рабов дело настолько, сравнительно, лёгкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наёмных рабочих, что оно обойдётся человечеству гораздо дешевле. И оно совместимо с распространением демократии на такое подавляющее большинство населения, что надобность в особой машине для подавления начинает исчезать… Наконец, только коммунизм создаёт полную ненадобность государства, ибо некого подавлять, — «некого» в смысле класса, в смысле систематической борьбы с определённой частью населения. Мы не утописты и нисколько не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов отдельных лиц, а равно необходимости подавлять такие эксцессы. Но, во-первых, для этого не нужна особая машина, особый аппарат подавления, это будет делать сам вооружённый народ с такой же простотой и лёгкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей даже в современном обществе разнимает дерущихся или не допускает насилия над женщиной. А, во-вторых, мы знаем, что коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать». Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать. С их отмиранием отомрёт и государство» . Литература В. И. Ленин. Пролетарская революция и ренегат Каутский. ПСС, изд. 5, т. 37, с. 266. В. И. Ленин. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции. ПСС, изд. 5, т. 33, с. 90–91.

Разделы: Научный коммунизм Неоконченное

В годы «военного коммунизма» право было подчинено так называемому революционному правосознанию. Все, что признавалось полезным для интересов революции, считалось законным. Не следует забывать, что в первые после революции годы большевики действительно ставили перед собой задачи разрушения старого государства, семьи, которую некоторые теоретики называли крепостной, частной собственности, а также церкви, традиционного образа жизни и культуры, денежной системы. Лишь позднее под давлением реальной жизни пришлось постепенно отказываться от наиболее утопических догм и использовать то, что создавалось в России веками. (Например, уже в годы Великой Отечественной войны приказом Верховного главнокомандующего были восстановлены офицерские погоны и под названиями суворовских и нахимовских училищ, по существу, были вновь введены кадетские корпуса.)

Те, кто рисует большевистский режим одной только черной краской, столь же не правы, как и те, кто доказывает его превосходство перед всеми другими. Любая власть, получившая от общества санкцию на долголетнее существование, обязательно приспосабливается к основам народной жизни и добивается положительных результатов. Историческая оценка правящего режима определяется поэтому основными, решающими, долговременными последствиями. Рассмотрим их с точки зрения истории отечественного государства и права.

Ярким проявлением отношения большевиков к принципам народовластия и законности был разгон созванного в январе 1918 г. для решения вопросов о государственном устройстве России Учредительного собрания, сформированного по итогам свободных демократических выборов.

К концу 1918 г. граждане России лишились права на добровольный выбор труда. Был введен принудительный перевод из одной организации в другую. Неподчинившиеся лишались продовольственных карточек, что было равносильно осуждению на голодную смерть.

К 1922 г. были ликвидированы остатки многопартийности.

Уже в 1918 г. закрылись оппозиционные газеты. Политическая жизнь как взаимодействие различных политических сил, политические права граждан перестали существовать. Власть сосредоточилась в руках одной партии, говоря точнее – в ее руководящих органах, в аппарате. Коммунистическая партия, которую И. В. Сталин не без оснований сравнивал с «орденом меченосцев», подчинила себе государство, сама стала ядром государственного механизма, подавила все иные формы и направления участия в политической жизни.

В начале 20-х гг. в условиях нэпа были приняты первые советские кодексы

Конституция 1936 г. формально провозгласила многие гражданские и политические права: право на объединение, на участие в политической жизни, на свободу совести, убеждений. Но в повседневной жизни человек, имевший отличные от официальных убеждения, должен был их скрывать. Сказанное относится и к религиозным верованиям. Были репрессированы тысячи священнослужителей – только за принадлежность к духовенству. Особую опасность представляли как раз эти убежденные в правоте религиозной, человеколюбивой морали люди. Инакомыслие не допускалось. Человек, не скрывавший своих взглядов, если они не соответствовали общепринятым, осуждался, подвергался наказаниям, нередко очень жестоким.

Репрессии 30-х гг., по оценкам многих исследователей, были логическим продолжением террора, осуществлявшегося в годы революции, Гражданской войны, нэпа. При проведении коллективизации без суда и следствия, без всякой вины были лишены собственности, выселены в холодные края или расстреляны миллионы трудолюбивых крестьян, названных кулаками. Следствием коллективизации стал страшный голод 1932–1933 гг., унесший миллионы жизней крестьян Украины, Поволжья, Юга России, Сибири. В одном только Казахстане в результате коллективизации и «перевода кочевников на оседлость» в начале 30-х гг. погибло более четырех миллионов человек – половина всего населения республики.

7 августа 1932 г. был принят Закон об охране социалистической собственности. Согласно ему за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества вводился расстрел с конфискацией имущества или лишение свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. Этот антиправовой закон назвали в народе «законом о пяти колосках».

Идеологическим обоснованием репрессий 30–40-х гг. была теория, согласно которой по мере приближения к социализму классовая борьба должна обостряться. О том, в какой мере эти репрессии соответствовали принципам правосудия, законности, дает представление отрывок из объяснения генерал-лейтенанта юстиции Чепцова, которому Маршал Советского Союза (тогда министр обороны СССР) Г.К. Жуков (1896–1974) поручил разобраться, как и почему приговоры выносились безвинным людям: «Начиная с 1935 г. был установлен такой порядок, когда уголовные дела по наиболее важным политическим преступлениям руководители НКВД, а затем МГБ докладывали т. Сталину или на Политбюро ЦК, где решались вопросы вины и наказания арестованных. При этом судебных работников, которым предстояло такие дела рассматривать, предварительно, до решения директивных органов, с материалами дел не знакомили и на обсуждение этих вопросов в ЦК не приглашали».

А вот рассказ служащего Главной военной прокуратуры майора юстиции В.Г. Провоторова: «Работал конвейер беззакония… Мне приходилось встречаться с такими документами, где прямо говорилось: на Дальний Восток приехал новый начальник НКВД, поставил задачу арестовать 500 человек. Сельских жителей, интеллигентов, моряков… Хочешь не хочешь, а процентовку выдай. Списки «врагов» составлялись по направлениям экономической, хозяйственной деятельности. Маховик репрессий был раскручен с ужасающей ирреальной рациональностью. Никакого суда и следствия!

Ведь что такое постановление «двойки» или «тройки»? Это такая бумага, разделенная по вертикали: слева – «слушали», справа – «постановили». Как следователь квалифицирует преступление в графе «слушали», так и постановят. Докладывает такой-то, например Хват, по статье 58-1 «б». Постановили– расстрелять. Приговор приводится в исполнение в 24 часа. Следователь был обязан написать свое мнение о мере наказания. Были случаи, когда суды и военные трибуналы возвращали дела на дорасследование, для получения новых данных. Следователю передают дело, он его месяц, два подержит в сейфе, потом напишет: новых доказательств не добыто, но все равно арестованное лицо социально опасно и надо передать дело в Особое совещание. Мера наказания – 10 лет. Цифра бралась с потолка».

Трагическая парадоксальность ситуации заключалась в том, что в 1936 г., как уже говорилось, была принята Конституция СССР, провозгласившая демократические права и свободы человека. Однако декларации так и остались на бумаге. Они не в силах были воспрепятствовать беззаконию.

Во время Великой Отечественной войны, когда подвигом народным Родина была спасена от фашистской агрессии, власти приняли ряд мер, усиливших беззаконие. Пленных приравняли к предателям, отказались от помощи Международного Красного Креста, ввели принцип ответственности того народа, отдельные представители которого обвинялись в сотрудничестве с захватчиками. Были депортированы, т.е. изгнаны из родных мест, крымские татары, турки-месхетинцы, курды, балкарцы, чеченцы, ингуши, карачаевцы, калмыки и другие народы. Их вывезли в Казахстан, Среднюю Азию, Сибирь, на Урал. Точно так же поступили с немцами Поволжья, увидев в них возможных пособников агрессора.

В конце 40-х – начале 50-х гг. началась новая волна репрессий против так называемых «безродных космополитов». Безвинно пострадали тысячи честных людей, прекрасных специалистов: врачей, научных сотрудников, учителей, артистов, писателей. Одно из грубейших нарушений прав человека, антисемитизм, было возведено в ранг государственной политики.

Право в эти десятилетия, разумеется, выполняло и полезные, необходимые обществу функции. Уголовный закон преследовал не только «врагов народа», но и бандитов, воров, хулиганов. Трудовое право обеспечивало определенную защиту трудящихся. Семейное право регулировало брачные отношения, отношения в семье. Гражданское право помогало гражданам совершать необходимые сделки, вступать в договорные отношения. Конституционное право на образование неукоснительно соблюдалось, успехи СССР в этой сфере общепризнаны в мире. Но эти положительные факты правового регулирования общественной жизни, к сожалению, имели место на фоне массовых антиправовых действий власти, демонстрировавшей свое пренебрежение к праву как к «буржуазному способу» организации взаимоотношений в обществе.