Изучая исторический процесс, историки делят его на периоды. Деление на периоды осуществляется историком на основе: а) представлений историка о прошлом в свете проблем, решаемых в его эпоху; б) теории изучения, исходящей из предмета изучения.

В 1560—1563 гг. появилась «Степен­ная книга», в которой временнáя история страны делится на серию сменяющих друг дру­га княжений и царствований. Появление во времени такой периодизации истории объясняется образованием Российского государства с центром в Мо­скве, потребностью обоснования преемственности цар­ского Самодержавия, до­казательства его незыблемо­сти и вечности.

Василий Никитич Татищев(1686—1750) в труде «История Рос­сий­ская с са­мых древнейших времен» (в 4-х книгах), исходя из политического идеала сильной монархической власти, выделил в российской истории временн‹е этапы: от «со­вер­шенного единовластительства» (от Рюрика до Мстислава, 862—1132 гг.), че­рез «ари­стократию удельного периода» (1132—1462 гг.) к «восстанов­ле­нию монархии при Иоанне Великом III» (1462—1505 гг.) и укреплению ее при Петре I в начале XVIII столетия.

Николай Михайлович Карамзин(1766—1826)свой главный труд посвятил истории («Ис­тория государства Российского» в 12-ти томах). Идею о том, что «Россия основалась победами и единоначалием, гиб­ла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием», Карамзин, как и Татищев, положил в основу временного членения отечественной истории. Карамзин выделил шесть периодов: 1) «введение монархической власти» — от «призвания князей ва­ряж­ских» до Святополка Владимировича (862—1015 гг.); 2) «угасание само­дер­­жавия» — от Святополка Владимировича до Ярослава II Всеволодовича (1015—1238 гг.); 3) «гибель» Русского государства и постепенное «государст­вен­­ное возрождение» России — от Ярослава II Всеволодовича до Ивана III (1238—1462 гг.); 4) «утвержде­ние самодержавия» — от Ивана III до Ивана IV (1462—1533 гг.); 5) восстанов­ление «единовластия царского» и превращение само­державия в тиранию — от Ивана IV (Грозного) до Бориса Годунова (1533—1598 гг.); 6) «смутное время» — от Бориса Годунова до Михаила Рома­нова (1598—1613 гг.).

Сергей Михайлович Соловьев(1820—1879),создавший «Исто­рию России с древнейших времен» в 29-ти томах, счи­тал государственность основной силой общественного развития, необхо­ди­мой формой существования народа. Однако успехи в развитии государства, в отличие от Карамзина, он уже не приписывал царю и самодер­жавию. Соловьев был сыном XIX века и под влиянием открытий в естествознании и географии придавал большое значение природно-географическим факторам в освещении истории. Он считал, что «три условия име­ют особенное влияние на жизнь народа: природа страны, где он живет; природа племени, к которому он принадлежит; ход внешних событий, вли­яния, идущие от народов, которые его окружают». В соответствии с этим в истории России он выделял четыре крупных раздела: 1) господство родового строя — от Рюрика до Андрея Боголюбского; 2) от Андрея Боголюбского до начала XVII века; 3) вступление России в систему европейских государств — от первых Романо­вых до середины XVIII века; 4) «новый период» истории России — от середины XVIII века до великих реформ 1860-х годов.

12

Древнерусский город: функции и место в системе социально-политических отношений.

Историография дореволюционная

Историография древнерусских городов насчитывает не одно десятилетие и даже не одно столетие. Первыми историографами городов Древней Руси у нас иногда представляют летописцев. Но подлинная историография древнерусского города начинается со времени превращения исторических знаний в науку. Таким временем стал XVIII в. В трудах крупнейших историков XVIII в. В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова, Г.-Ф. Миллера, М. М. Щербатова, И. Н. Болтина и других затрагивались различные аспекты истории городов в России. Что касается древнейшей эпохи, то здесь преимущественно речь шла о том, когда возникли города и по каким причинам. И только по мере успехов исторической науки вообще, а также накопления и осмысления данных о городском строе Руси в частности, появилась возможность и потребность более глубокого и многозначного подхода к теме.

Весьма существенным достижением дореволюционной исторической мысли, работавшей в данном направлении, явилось признание за городами Древней Руси роли общинных и волостных центров, находящихся в социально-политическом единстве с сельской округой и обладающих правительственными функциями. Эти положения в тех или иных вариациях содержатся в трудах И. Д. Беляева, А. Д. Градовского, В. О. Ключевского, Н. И. Костомарова, А. П. Щапова, В. Пассека, Д. Я. Самоквасова, В. И. Сергеевича, И. Е. Забелина, М. Ф. Владимирского-Будано-ва, А. Е. Преснякова, С. А. Корфа.

Другое крупное достижение досоветской историографии в означенной области заключалось в стремлении исследователей выйти из сферы отечественного материала в плоскость сравнительно исторических параллелей. Историки, в частности, сопоставляли городскую жизнь Древней Руси с городским строем античного мира и средневековой Европы.М. Д. Затыркевич, например, полагал, что во времена, предшествующие приходу варягов, устройство городского славянского населения «совершенно соответствовало тому государственному строю, с которого началась и на котором закончилась политическая жизнь древних народов», а устройство городов славянских «совершенно сходно было с устройством городов Древней Греции до завоевания и древней Италии до основания Рима». Обращаясь к более поздним векам русской истории, он отмечал, что в сословных отношениях и в государственном строе между Римской империей и русским государством XII столетия не существовало никакого различия. На Руси XII в. города стремились к «политической самобытности». Однако «все установления, в которых выразилась политическая автономия городов древнего мира и средневековой Европы,— выборные правители, правительствующие советы и народные собрания,— в России нигде не достигли полного развития и нигде не выразились в ясных определенных формах». Только в Новгороде эти «установления» упрочились, да и то после завоевания Руси монголами.

Политический строй Новгорода сближал с древними греческими республиками и Н. И. Костомаров. При этом он подчеркивал: «Никакие исторические данные не дают нам права заключить, чтобы Новгород по главным чертам своего общественного состава в давние времена отличался от остальной Руси, как позже в XIV и XV веках».

Немало сходных черт между Русью, Древней Грецией и Римом открылось взору А. И. Никитского. Он отмечал, что на Руси понятия «город» и «государство» были неразличимы и смешивались друг с другом. Пристальное внимание уделил А. И. Никитский кончанскому устройству, обнаруженному им не только в Новгороде и Пскове, но и в остальных городах Древней Руси. Концы, по убеждению автора, простирали свою власть за пределы города, обнимая определенные областные (волостные) территории, и были, следовательно, связаны с сельской местностью. В смешении города с государством и в связи городских концов (самоупр. районов города) с селом А. И. Никитский узрел сходство с античностью. Он замечал: «Эта неспособность отрешиться от смешения различных по существу понятий города и государства не составляет нимало исключительной принадлежности древнерусской жизни, а замечается одинаково и в классическом мире, и в истории Рима, и в особенности Греции, Афин, которые политическим устройством своим представляют любопытные черты сходства с древнею Русью и потому при сличении могут подать повод к поучительным соображениям».Никитский сравнивал городские должности, новгородские в частности, с аналогичными институтами классической древности. Ему казалось, что звания посадника и тысяцкого давали носившим их лицам «такие же права, как курульские должности: консульство, пре-торство и эдильство, или позднее квесторство в Риме, как архонтат в Греции». Посадники, согласно А. И. Никитскому,— это «русские консуляры, претории и эдилиции». Указав на назначение псковских воевод концами на вече, А. И. Никитский говорит: «В этом отношении псковские воеводы напоминают нам греческих стратигов, которые в Афинах, точно так же как и в Пскове, назначались местными союзами или трибами».

Предпринятое А. И. Никитским сопоставление древнерусских институтов с учреждениями греков и римлян было продолжено другими исследователями. Так, Т. Ефименко, рассматривая сотенную организацию в Киевской Руси, убедился в том, что сотни охватывали как город, так и область, прилегающую к нему. Город и земля, таким образом, составляли административное единство, которое в условиях тогдашней Руси было неизбежным, исторически необходимым явлением, подобно городским и сельским трибам Рима, городским и областным демам Афин.

В начале XX в. изучение городовых волостей основывалось на столь прочной историографической традиции, а сравнительно-исторические экскурсы стали столь обычными, что оказалось возможным приступить к некоторым важным обобщениям. Это и осуществил один из самых вдумчивых исследователей отечественной истории А. Е. Пресняков в блестящем лекционном курсе, посвященном Киевской Руси.

Городскую волость А. Е. Пресняков считал основным элементом древнерусской государственности. Волость — это «территория, тянувшая к стольному городу». Главный (стольный) город выступал «представителем земли; его вече — верховной властью волости». Волостная организация есть совокупность вервей, т. е. элементарных ячеек, соединение которых более механическое, нежели органическое, что выдает примитивный характер государственности, воплощенной в волости. Волостная структура, состоявшая из союза «ряда меньших общин, соединенных в одной общине городской», напоминала А. Е. Пресняковугреческийсиноикизм, а сама волость — политию.

Таким образом, в дореволюционной историографии сложилась концепция, согласно которой древнерусский город, бывший центром городской волости, являл собой государственное образование.

Историография СССР

В советской историографии конца 20-х — начала 30-х годов древнерусский город начинает преимущественно изучаться как составная часть феодализма, как звено в системе феодальных производственных отношений. В результате города на Руси приобретают в умах историков значение центров феодального властвования. В последнем смысле особенно настойчиво высказывался С. В. Юшков. Он категорически отверг идею о «городовой волости, возникшей еще в доисторические времена, сохранявшей свою целостность до XIII в. и управлявшейся торгово-промышленной демократией. Основной территориальной единицей, входившей в состав Киевской державы, первоначально было племенное княжество, а затем, когда родо-племенные отношения подверглись разложению, крупная феодальная сеньория, возникшая на развалинах этих племенных княжеств. В каждой из этих феодальных сеньорий имелся свой центр — город, но этот город, хотя и превращался в торгово-промышленный центр, был все же в первую очередь центром феодального властвования, где основной политической силой были феодалы разных видов, а не торгово-промышленная демократия».

Б. Д. Греков, определяя город как средоточие ремесла и торговли, относил его зарождение к эпохе классового общества. Город, по словам Б. Д. Грекова, «всегда является поселением, оторванным от деревни». Больше того, он «противоположен деревне». Ясно, что подобный взгляд на древнерусский город исключал возможность рассуждений о волости-государстве с венчающим ее главным городом.

Не нашлось места городу-волости и в капитальном исследовании М. Н. Тихомирова «Древнерусские города». М. Н. Тихомиров утверждал, что «настоящей силой, вызвавшей к жизни русские города, было развитие земледелия и ремесла в области экономики, развитие феодализма — в области общественных отношений». В городах, находившихся под феодальным гнетом, ширится борьба за городские вольности. В XII столетии она достигает особого размаха, что привело к усилению политической роли городов и городского населения. Эта борьба, по разумению М. Н. Тихомирова, «близко напоминает борьбу горожан Западной Европы за образование городских коммун». Но, увы, русские города не сравнялись в этом плане с западноевропейскими городами, чему «помешали печальные обстоятельства — в первую очередь татарские погромы, опустошившие Русскую землю». И только в Новгороде, Полоцке, Пскове «коммунальное устройство» было добыто борьбой горожан, «да и то в весьма своеобразном виде». Следовательно, М. Н. Тихомиров, как и Б. Д. Греков, не помышлял о том, чтобы рассматривать главнейшие города Киевской Руси как города правящие, а не самоуправляющиеся.

Про города

Города Руси X в. являли собой самостоятельные общественные союзы, представляющие законченное целое, союзы, где княжеская власть была далеко не всеобъемлющей, а лишь одной из пружин социально-политического механизма, лежавшего в основе государственного устройства. Древнерусские города есть порождение сельской стихии. Органически связанные с селом, они не противостояли ему, но, напротив, являлись как бы ступенью в развитии сельских институтов. Именно поэтому древнейшие города, возникшие вокруг центральных капищ, кладбищ и мест вечевых собраний, ничем не отличались от поселений сельского типа. Древнейшие города складывались на родо-племенной основе. Они выступали как племенные центры.На первых порах эти города имели, вероятно, аграрный характер — среди их населения немало было тех, кто занимался сельским хозяйством.

Очень важное значение для понимания социально-политической природы русского города конца IX—X вв. имеет организация политической власти, управлявшей древнерусским обществом. Исследование источников убеждает в наличии трехступенчатой структуры власти Руси тех времен. Военный вождь-князь, наделенный определенными религиозными и судебными функциями, совет племенной знати (старцы градские) и народное собрание (вече) — вот основные конструкции политического здания изучаемой эпохи.

Таким образом, суммированный нами материал позволяет заключить о существовании на Руси конца IX—X вв. городов-государств, складывавшихся из города и прилегающих к нему земель. В этом случае город являлся административным, военным и культурным (религиозным) центром. В нем пребывали местные власти: князь, совет старейшин, народное собрание. В нем формировалось народное ополчение, когда в том возникала потребность. Здесь же располагались центральные капища и кладбища. Его можно рассматривать и как экономический центр, если считать, что деревня являлась продолжением города, а также видеть в нем центральный торговый пункт, стягивавший окрестное население. В меньшей мере он был ремесленным средоточием, ибо для этого ему не хватало посада, начальные моменты образования которого падают на конец X — начало XI в.

Нельзя представлять себе взаимоотношения городов и пригородов как некую устойчивую социальную систему, сложившуюся раз и навсегда. Между старшими городами и пригородами нередко возникали конфликты. Больше того, мы замечаем стремление пригородов к обособлению. При успешном для пригорода обороте дела это приводило к разложению прежних волостей-государств на новые, более мелкие. Мотивы, побуждавшие жителей пригородов к обособлению от старших городов, не исчерпывались тем, что пригороды тяготились отправлением повинностей (финансовых, военных и пр.) в пользу главного города. К такому обособлению, преследующему цель создания самостоятельных городов-государств, толкала сама социально-политическая организация древнерусского общества с присущей ей непосредственной демократией, выражавшейся в прямом участии народа в деятельности народных вечевых собраний — верховного органа городов-государств.

Территориальная, экономическая, политическая и военная связь (древнерусский город служил местом укрытия и убежища на случай военной угрозы как для городского, так и для сельского люда) города с волостью сопрягалась со связью судебно-административной. Не подлежит сомнению, что в Древней Руси суд над людьми, жившими в сельской местности, нередко осуществлялся в городе.