Аннотация проблемы. Московское государство, сформировавшееся окончательно как политический центр русских земель и суверенный субъект международных отношений во второй половине XV в., представляло собой специфическое образование. С одной стороны, оно являлось преемником Древней Руси, носителем традиций русской государственности и хозяйства. С другой – за века тесного соседства с татарскими государствами и относительной изоляции от Европы в Москве утвердились многие политические порядки, характерные для Востока, да и социально-экономическая сфера значительно видоизменилась под влиянием хозяйственных практик восточных соседей и конкретных обстоятельств. И вот после освобождения от ордынской зависимости и преодоления известных внутренних противоречий перед молодым государством вставал вопрос о выборе исторического пути – сближение с Западом или самоизоляция и формирование евразийской державы. Конечно, употребление слова «выбор» в контексте исторического процесса достаточно условно. Вряд ли здесь можно говорить о сознательном выборе, сделанным одним человеком или группой лиц по собственному произволу. Однако можно попытаться выделить факторы, которые повлияли на то, что Великое княжество Московское (с середины XVI в. – царство), в отличие от своего ближайшего соседа, связанного с ним общностью истории – Великого княжества Литовского – стало развиваться по собственному, своеобразному пути.

К основным проявлениям этого своеобразия необходимо отнести: в хозяйстве – сохранение и укрепление общинного землепользования; в социальной сфере – становление крепостного права; в политике – формирование централизованного, бюрократизированного государства с сильной верховной властью, широко использующего насилие как метод управления. В общем и целом принято считать, что в Московском государстве установился приоритет интересов государственных структур над иными интересами, что, в совокупности с предыдущими особенностями, по мнению некоторых историков, позволяет говорить о Московии как о восточной деспотии.

Особенностью русской общины является ее устойчивость во времени (в сравнении с ее европейскими аналогами). Заслуживает особенно пристального внимания процесс развития русской земледельческой общины, особенности ее трансформации. История становления крепостного права в России, на долгое время определившего направленность социально-экономических и связанных с ними политических процессов, на первый взгляд достаточно хорошо изучена и известна. Однако в профессиональной среде до сих пор нет единого мнения о причинах возникновения крепостного права и времени его появления. Специфика московской политической системы, имеющей европейские корни, но испытавшей серьезное влияние трех факторов – восточных порядков через посредство татар, византийской традиции через посредство православной церкви, географического положения – также требует всестороннего рассмотрения. Контроль государства над экономикой и социальной сферой традиционно считается особенностью российской цивилизации. Многие ученые-историки зарождение этих процессов относят к эпохе формирования централизованного русского государства с центром в Москве. Насколько было оправдано установление государственного контроля над другими сферами общественной жизни, является ли это отклонением от нормы или результатом объективных процессов развития России, какова степень такого контроля, – вот вопросы, вызывающие дискуссии в отечественной исторической науке.

Вопросы для обсуждения

1. Хозяйство России (2-я пол. XV – кон. XVII вв.).

— экономические факторы трансформации русской общины из «захватной» в уравнительную

— формирование поместного хозяйства и судьба вотчинного хозяйства

— становление барщины как основной формы феодальной ренты

— частное и государственное предпринимательство в Московии

2. Социальные процессы в России (2-я пол. XV – кон. XVII вв.)

— причины и этапы становления крепостного права в России

— формирование социальных основ будущих сословий

— трансформация социального статуса главы государства

— роль и значение Русской православной церкви в Московии

3. Политическая система Московского государства

— формирование и развитие приказной системы центрального управления

— местное управление и самоуправление: от кормлений к воеводской системе

— феномен российской центральной представительной власти (Земские соборы)

— московское войско

Дополнительная литература

2. Веселовский С.Б. Московское государство: XV-XVII вв. / С.Б. Веселовский. – М.: АИРО-XXI, 2008. – 381 с.

3. Гордеев А.А. История казачества / А.А. Гордеев. – М.: Вече, 2007. – 635 с.

4. Иванов А.А. Безопасность Московского царства в правление Ивана Грозного / А.А. Иванов // Вопросы истории. – 2009. – №9. – С.57-64.

5. Ким А. Экономика княжества Московского / А. Ким // Финансы и кредит. – 2007. – №44. – С.30-33.

6. Князьков С.А. Допетровская Русь / С.А. Князьков. – М.: Вече, 2005. – 414 с.

7. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей / Н.И. Костомаров. – М.: ЭКСМО, 2009. – 1023 с.

10. Писарькова Л.Ф. Российская бюрократия в XVII-XVIII веках / Л.Ф. Писарькова // Отечественная история. – 2005. – №4. – С.12-20.

12. Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский / Р.Г. Скрынников. – М.: Мол. гвардия, 2007. – 329 с.

§ 34. Типы крестьянского землевладения — общинный и подворный; их относительная распро­страненность. Их судьбы и закон 9 ноября 1906 г.

Как известно, крестьянское землевладение бывает двух главных типов, — во-первых, подворное, во-вторых, общинное. В первом случае земля принадлежит отдельным домохозяевам, членам общины, и переходит от них по наследству от отца к сыну, община же не может ни уменьшить отдельных владений, ни заменить одних участков, входящих, в состав общины, другими, ее же участками. Что касается до землевладения общинного, то в этом случае земля принадлежит всей общине, отдельные же члены этой последней имеют известные права лишь на пользование землею. Община, говорит К. Качоровский, это ни что иное, как союз крестьянских семей, которые владеют землею сообща, и при том не иначе, как уравнительно. В общине никому в отдельности не дано права распоряжаться ни одним клочком земли. Ею распоряжается весь союз, все общество, вся община, собравшись на сходе; здесь за какие дела соберется голосов больше, то и решено. Сход, «мир” — полный хозяин земли. В руках мира и другое право, — право пользоваться общинною землею. Это значить, что община можешь часть своей земли или всю ее и обрабатывать всем миром, сообща, как одна родная семья, а плоды этого общего труда делить между членами общины уравнительно. Впрочем, обыкновенно, при общинных порядках крестьяне пользуются сообща, всем миром, только одними выгонами, и иногда сенокосами, еще реже — лесом. Право же пользоваться всеми прочими угодьями оставляется за каждой крестьянской семьей в отдельности. Но и отдельные крестьяне не бесправны перед сходом. Каждый член общины имеет право требовать, чтобы ему было дано сходом в пользование ровно столько земли, сколько приходится на его долю, по уравнительному разделу ее между всеми членами общины. Значить, каждый крестьянин-общинник имеет одинаковое, равное со всеми прочими право на пользование общинной землею. Уважая это право, сход и уравнивает мирскую землю между членами общины тем способом, который большинство членов схода признает наилучшим. Способы уравнения земли в разные времена и в разных местностях бывают очень различны. При многоземельи уравнение земли совершается сначала путем захвата еще незанятых участков, потом — посредством отвода участков по мирскому приговору. С «утеснением” же в земле, уравнение земли требуешь передела ее по душам. В настоящее время почти во всех местах коренной Европейской России общины употребляют для уравнения земли переделы. «В мире, как в море, говорят крестьяне, — люди умирают и нарождаются, соответственно этому и земля должна переделяться”¹*, перераспределяться, смотря по количеству работников, желающих иметь ее в своем пользовании. Характернейшей чертою русского крестьянского общинного землевладения, несомненно, являются переделы, которые община устраивает для восстановления нарушенного соответствия между числом работников и количеством земли, находящейся в ее распоряжении, причем «вся общинная земля объединяется на время передела в одну массу, как общую, всем общинникам принадлежащую собственность, за тем производится новый раздел ее в соответствии с изменившимися обстоятельствами. Количество земли, находящейся в пользовании отдельных хозяйств, при каждом переделе можешь изменяться, то увеличиваясь, то уменьшаясь. Земля при этом не переходить по наследству от родителей к детям, но распределяется общиной снова”. Из этой организации видно, какое громадное значение она имеет, с одной стороны, — для борьбы с крестьянским обезземелением и с нарастанием пролетариата, с другой. Вряд ли нужно доказывать, что, относясь к земле, как общественной собственности, которою можно лишь пользоваться, но не владеть, общинник крестьянин, как это еще в 70‑х гг. отметил известный французский ученый А. Леруа-Волье, уже в настоящее время не чужд идее коллективизма и социализма.²* Русская общественная мысль отметила эту тенденцию русского крестьянства еще за много раньше, и в то время, как помещичья пария эпохи крестьянского освобождения добивалась уничтожения общины, Н. Чернышевский, А. Герцен и многие другие горячо отстаивали ее. Тот же спор за и против общины продолжался и в 70‑х и в 80‑х гг., и, тогда как социалисты-народники видели в ней переходную ступень к социализму, либералы, не разделявшие их социалистических идей, высказывались против общины. В 90 гг. появились новые течения против общины в лице русской социал-демократии. Считая, что переход к социалистическому строю возможен лишь при участии пролетариата и путем лишь его борьбы против капиталистов, и что пролетариат получит развитее лишь при обезземелении одной части крестьянства в пользу другой, социал-демократическая мысль относилась к этому обезземелению не только не отрицательно, но и признавала в нем очень существенные положительные стороны, в смысле скорейшего перехода к будущему, более справедливому строю. Крестьянское общинное владение рассматривалось при этом как форма, которая почти отжила свой век, и потому должна неизбежно, даже сама собою, разрушиться и замениться частной земельной собственностью, лучшее же будущее может наступить лишь после прохождения через эту последнюю форму. Совсем с другой точки зрения относились отрицательно к общине такие люди, как гр. Воронцов-Дашков, один из деятелей эпохи Александра III, игравший тогда важную закулисную роль. В своей записке, поданной Александру III в 1893 г., Воронцов-Дашков настаивал на скорейшем искусственном разрушении общины при помощи правительственных предприятий, доказывая, что «в России бунт и революция должны выйти именно из крестьянства, тесно сплачиваемого миром и сознающего в нем свою силу”. Те же идеи бродили, не переставая и в помещичьей среде, особенно в среде крупных собственников, и за последние годы нашли свое выражение в Совете объединенного дворянства, в состав которого входил, как известно, и В. Гурко, сыгравший столь важную роль вместе с П. А. Столыпиным, в составлении и проведении закона 9 Ноября 1906 г. по 87 статье, как такой меры, которая только и может положить конец социалистическим тенденциям русского крестьянства, разрушив их оплот — общину, мир. Посмотрим, как выразилась в цифрах история общины за последние 40 лет.

В 1877‑78 гг. в 49 губерниях Европейской России состояло земли в пользовании:

Таким образом, у всех главнейших разрядов крестьян преобладало землевладение общинное, и больше всего у крестьян бывших государственных и удельных. В 1905 г. картина изменилась таким образом: в 50 губерниях Европейской России количество общинных земель увеличилось до 87.996.000 дес., земель же, находящихся в подворном владении, всего лишь до 22.317,000 десятин. Другими словами, насколько можно сравнивать данные этих обоих лет, земля, перешедшая за это время в руки земледельческого крестьянства (даже принимая в расчет, что для одной губернии мы не имеем за 1877‑78 г. статистических данных), стали собственностью общинною. В процентном отношении общинные владения тоже выросли. В общей площади надельной земли в 1905 г. приходилось на земли общинные 81%, и 19% на подворные. Общинное владение распространено было сплошь почти во всей Великороссии и Новороссии, подворное же в прибалтийских и западных губерниях, исключая Могилевскую и Витебскую, где рядом с ним встречается и общинное владение, а затем в губерниях малороссийских (главным образом, Полтавской, а также и других) и в Бессарабской. В Великороссии и Новороссии подворное владение встречается у государственных, крестьян двух областей: 1) черноземной (гл. обр., в губерниях Курской, Орловской и Тульской, но, в меньшей только мере, и в других губерниях³*, 2) в гораздо меньшей, в губерниях Таврической и Херсонской. Интересно, что даже иностранные колонисты перешли в России в некоторых местах к общинному владению. Подворное владение было когда-то гораздо более распространено в северных губерниях, теперь же там остатки его совсем ничтожны.⁴* В настоящее время, как известно, во всей России ведется правительством искусственное разрушение общины, совершающееся при деятельном участии, законосообразном и даже не законосообразном, всех правительственных властей и учреждений, и при помощи циркуляров как явных, так и тайных, община, спасавшая от обезземеливания слабейшие элементы деревни, заменяется искусственным насаждением подворного и хуторского хозяйства, поддерживаемая даже пособиями и льготами, идущими из средств казны, в целях укрепления сильнейших элементов деревни. Что касается до слабых, им милостиво предоставлено обезземеливаться и убираться из деревни на все четыре стороны. Судя по официальным отчетам, правда, раздутым и разукрашенным, за 4½ года, прошедшие после издания указа 9 ноября, подано было 2.116.600 заявлений о выходе из общины. Всего считается в Европейской России 9,2 миллионов общинников. По отношению к общему числу общинников, это составляешь 23%. Но далеко не все подавшие заявления укрепляют за собою землю в частную собственность. Многие берут эти заявления и обратно, что, впрочем, с другой стороны, им «не разрешается” или, если и допускается, то этому все-таки создаются искусственные, официальные препятствия. Тем не менее, из всех подавших заявления о выходе из общины, укрепили за собою землю в частную собственность по 1 апреля 1911 г. 1.500.100 дворов с 10.942.000 десятин. На такое количество уменьшилось и количество общинных земель. «Если выделение из общины пойдет и дальше таким же темпом, говорит известный исследователь Н. Огановский, община через 20 лет должна исчезнуть с лица русской земли, и русский «мир”, столь отличающий наши земельные порядки от западноевропейских, сделается ископаемой древностью”. Впрочем, не все говорит за то, что темп разрушения общины не замедлится, т. к. с 1908 г. уже замечается его ослабление. Это видно из нижеследующей таблички того же исследователя. В среднем, за месяц подано заявлений:

До 1 ноября 1907 г.	13.500
С 1 ноября 1907 г. по 1 ноября 1908 г.	60.600
С 1 ноября 1908 г. по 1 мая 1909 г.	79.400
С 1 мая 1909 г. по 1 января 1910 г.	43.900
С 1 января 1910 г. по 1 июля 1910 г.	41.000
С 1 августа 1910 г. по 1 апреля 1911 г.	25.400

Подобную же убыль констатируют даже официальные отчеты, «если не в общих итогах, то по отдельным губерниям, не только в числе заявлений о выделе, но и в числе окончательно укрепившихся и даже в числе выделившихся к одному месту”. По общим отзывам исследователей и наблюдателей, официальная статистика успехов разрушения земельной общины внушает к себе даже особенное недоверие, т. к. цель ее — доказать благотворность разрушения общины для того, чтобы 130.000 помещиков, насчитанных П. А. Столыпиным, могли спать спокойно, даже не упуская из рук своих родовых имений, благоприобретенных путем пожалований, т. е., не продавая свои земли по хорошей цене через Крестьянский банк, не обменивая земельную ренту на купоны. Интересно присмотреться, как пошло в переживаемую русским крестьянством историческую эпоху разрушение общины по районам. Первыми бросились на выдел, как это видно по офиц. отчету, крестьяне юго-восточных губерний, т. е., того района, который уже пережил период переложного земледелия, но где еще не вполне установилось урегулированное трехполье. До 1908 г. из этого именно района поступила почти половина всех заявлений о выделах. В следующий период, до половины 1909 г., на первое место выступил уже земледельческий центр, откуда было подано 40% всех заявлений. Наконец, с конца 1910 г. и в начале 1911 г. это первенство стал оспаривать центр промышленный. «Казалось бы, говорить тот же исследователь⁵*, что абсолютное количество стремящихся к выделу, захватывая все новые области должно было увеличиться, а между тем, как сейчас было показано, число поданных заявлений резко упало. Очевидно, волна выдела (т. е. разрушения общины), развиваясь вширь, стала терять высоту своего подъема”. Это доказывает следующая табличка. На каждую тысячу общинников в каждой области, ежемесячно, в среднем, подавали заявления о выделе:

Из этой таблички видно, как пошло разрушение общины по областям Европейской России. До второй половины 1909 г. оно росло во всех областях. С этого же момента оно стало повсюду падать. «И чем выше был подъем, тем круче стало падение”. ”В общем, картина выделов, обрисованная вышеприведенной таблицей, говорит Н. Огановский в своей прекрасной, основательной статье, — если исключить западные губернии, где история общины была совершенно иной, чем в остальной России, напоминаете поверхность пруда, в один из углов которого бросили большой камень: вокруг этого места на юго-востоке поднялась большая волна. Эта волна несколько позже достигла середины пруда. Здесь уже она, естественно, оказалась меньших размеров. И чем далее от места падения камня, тем волны эти становились все меньше и почти замирали в противоположном углу, на северо-востоке”. «Камень, закон 9 Ноября, брошенный в общину из Петербургских сфер, салонов и канцелярий, вызвал максимальную волну разрушения общины, как раз в противоположном углу России — в многоземельных областях самого экстенсивного хозяйства, где так еще недавно царило переложное земледелие и захватное право, где общинные традиции не могли сложиться в крепкую и стройную организацию просто потому, что территория этих областей заселена, более или менее плотно, только несколько десятков лет тому назад. Очевидно, что наибольший успех закона 9 Ноября в самых экстенсивных областях никоим образом не оправдал намерений правительства, предпринявшего (на словах) разрушение общины (якобы) с целью расчистить путь земледельческому прогрессу”. «Не осуществляется”, говорить тот же исследователь, и «политическая задача (разрушение общины) и выдел из нее крепких и сильных элементов деревни”: выделяться из общины стали прежде всего не дворы сильные, многоземельные, а напротив, такие, у которых земли меньше, т. е. ниже среднего размера общинного надела. Например, на юге в юго-востоке Европейской России средний размер общинного надела считается в 13,4 десятин. А выделились здесь из общины такие дворы, в которых, в среднем, имеется всего лишь по 9,4 дес. (почти в 1½ раза меньше). То же и в других районах. Хозяев же, стремящихся выйти из общины только для того, чтобы свести свои участи на хутора и отруба, очень немного: к 1911 г. было подано заявлений о единоличном землеустройстве всего лишь от 730.000 общинников. Но две трети их относится к целым селениям, которые в общий счет новых хуторян входить не могут. Исключив эти ⅔, находим, что на 2 миллиона заявлений о выделе приводилось в 1911 г., круглым счетом, только 260.000 заявлений о землеустройстве, иначе говоря, — только одна восьмая укрепляющихся стремится, в дальнейшем к самостоятельному хозяйству на хуторах и отрубах. Остальные же ⅔ принадлежать почти сплошь к малоземельным. По анкете, произведенной Московским Сельскохозяйственным обществом, оказывается, что большинство выделяется с целью продавать свои наделы. Таким образом, это большинство, при помощи закона 9 Ноября, обезземеливается, и вряд ли можно сомневаться, читая чуть не каждый день корреспонденции во всех газетах и из разных мест, что это обезземеливание малоземельных идет в настоящее время по всей Руси. Интересно было бы присмотреться, насколько велики его размеры. Официальный отчет сообщает, что к 1 марта 1910 г. из 1.350.000 укрепивших свою землю продало ее 129.000 дворов (менее 10%), С официальным отчетом несогласны другие отчеты, официозные, сообщающие целый ряд фактов, что обезземеление крестьянства идет гораздо быстрее”. «Количество продажи укрепленных наделов очень велико”, сообщает отчет Харьковской землеустроительной комиссии (1910 г.). То же читаем и в других отчетах. Правительственные же данные свидетельствуют, что обезземеление земледельческого класса за последние годы стало совершаться все быстрее. Так, например., к 1 августа 1908 г. было продано лишь 18.400 надельных участков, а за 18 месяцев 1910‑11 гг. уже 111.000, т. е. вшестеро больше. «Необходимо предположить, говорить Н. Огановский, что большинство малоземельных выделяются из общин с целью продажи своей земли”. А отсюда следует, что благодаря закону 9 Ноября 1905 г. русский пролетариат растет, крестьянство же обезземеливается.

Интересно теперь присмотреться поближе к разным группам крестьян, которые же из них раньше других освобождаются из под «власти земли”, превращаясь в пролетариев. Оказывается, что собирающихся продать и продающих укрепленные за ними наделы можно разделить на следующие категории: 1)на городских жителей, ремесленников и рабочих и т. п., давно отставших от земли и пользующихся удобным случаем для более или менее выгодной ликвидации своего права на надельную землю, 2) на захудалые хозяйства физически неспособных лиц (например, вдов, бобылей, сирот), каких, по земским статистическим данным, в деревне до 8%. Такие элементы, даже и считаясь членами общины, по большей части, не ведут своего хозяйства, наделы же свои сдают в аренд. А так как общество может отнять у таких членов общины землю и даром, то им выгоднее продать ее, не дожидаясь передела. 3) на переселенцев, т. е. тех, кто вообще продает свои земли в одном месте, чтобы приобрести в другом.⁶* Из этого видно, что разрушение общины не оправдывает и ожиданий правительства. Из общины выходят не те «крепкие и сильные”, на политическую поддержку которых против массы общинников, не признающих собственности на землю, оно рассчитывает, а как раз напротив, — уходят слабые, малоземельные слои, которые и без того не имели глубоких корней в деревне и которые большую часть средств существования добывали не земледелием, а сторонними заработками”. Навстречу правительству в его деле разрушения общины, продиктованном самосохранением, идут захудалые и неустойчивые элементы деревни, — их полупролетарские хозяйства смешанного земледельческо-промыслового типа превращаются в чисто пролетарские. Но вряд ли можно сомне­ваться, что и растущий русский пролетариат — вовсе не тот общественный класс, на поддержку которого могут рассчитывать классы землевладельческий и торгово-промышленный, ныне командующие в стране.

Разрушение общины делает еще одно историческое дело: оно обособляет город, городское и фабричное население от деревни; захудалое крестьянство, почти порвавшее связь с землею и проживавшее городскими и фабрично-заводскими заработками, становится окончательно городским. Но нужно ли доказывать, что мечта об обобществлении орудий производства отнюдь не исчезает, ни среди пролетариата по отношению к фабрикам и заводам с их машинами, ни у земледельческого трудового крестьянства по отношению к «матери-кормилице” — земле, которую «Бог создал для всех, как и свет, и воздух, и тепло”? Интересно, что и на хутора выходят не «крепкие и сильные”, а… голодные, рассчитывающие «обернуться хоть временно” на пособие казны, и середняки, которые, при помощи «насаждения хуторов”, превращаются скоро в ту же голытьбу, т. к. и хуторские хозяйства, в огромном большинстве случаев, не прививаются. Таким образом, помогая хуторянам, казна помогает не «сильным и крепким”, а той же голытьбе. Но и пособия действуют далеко не всегда. Хуторяне здесь и там превращаются не в собственников «сильных и крепких”, а в пролетариев, бедняков, хоть и распростившихся с общиной, но зато уж не знающих, «куда им голову склонить”, и вспоминающих, как нечто «прекрасное и минувшее” ту же общину. «С другой стороны, говорит Н. Огановский, и оставшиеся в общине не могут воспользоваться освободившимися наделами, потому что, не имея наличных денежных средств, рядовые крестьяне не в состоянии приобрести эти наделы, и их расхватывают деревенские кулаки, рассчитывая на приток барышей при сдаче в аренду.

Таким образом, разрушение общины, за первые 4½ года существования закона 9 Ноября, не дало удовлетворения ни правительству, ни самим крестьянам, как выделяющимся, так и остающимся в общине: правительству — потому, что оно вовсе не способствовало созданию крепкого и сильного класса самостоятельных производителей, крестьянам же потому, что поземельный мобилизуемый фонд или попадает в руки нуждающихся в земле на условиях, способствующих еще большему разорению и без того захудалых хозяйств, или проходит мимо них, переходя в собственность земельных эксплуататоров”. Из этих последних же мало-помалу вырабатываются новые помещики-землевладельцы, правда, не дворяне, а «свой брат”, но, разумеется, от этого классовая борьба отнюдь не пойдет на убыль. Напротив, — всякое обострение общественных отношений лишь облегчает их понимание широкими массами…

¹* П. Вениаминов. Крестьянская община. Под ред. К. Качоровского, ц. 55 коп. (Прекрасная книжка для первого знакомства с основой и характером общинного землевладения. Еще см. А. Карелина. Общинное владение. Изд. А. Суворина). В. В. Крестьянская община. Его же. Прогрессивные течения в русском крестьянском хозяйстве. Кауфман. Русская община. Качоровский. Русская община. Пешехонов. Указ 9 Ноября 1906 г. ²* L’Empire des tsar et les Russes. II, р. 538‑539. ³* В форме т. наз. четвертного владения. ⁴* Ден, Очерки по экономической географии. ч. I. стр. 101. ⁵* Н. Огановский. Р. Б. 1911 г. М. 10, стр. 143‑145. ⁶* Н. Огановский, Цит. статьи.

Эволюция общины: превращение захватной в уравнительную общину (русскую)

Причины:

— нехватка свободных земель

— увеличение повинностей

Признаки уравнительной общины:

— уравнительное обязательное наделение пахотной землей

— чересполосица

— регулярные переделы пахотных наделов

— отчуждение земли с согласия общины

— наследственная принадлежность к общине

Формирование крепостного права – это ограничение свободы передвижения владельческих (помещичьих и вотчинных) крестьян

Причины:

— необходимость усиление армии

— увеличение повинностей

Этапы формирования крепостного права:

I. 1497 – введение правила Юрьева дня (сроков смены крестьянами места жительства) и пожилого (компенсации феодалу за потерю рабских рук)

II. 1581 – введение заповедных лет (не действовало правило Юрьева дня)

III. 1592 – перепись владельческих крестьян

IV. 1597 – первое введение урочных лет (сроков сыска беглых крестьян)

V. 1649 – введение бессрочного сыска беглых крестьян и наследственности крепостного состояния

Результат: народные восстания, вторая крестьянская война С. Разина (1669-1671)

Формирование сословий:

Царь

Боярство

Духовенство

Служилые люди (дворяне, боярские дети)

Черные люди (черносошные и посадские)

Крепостные люди (владельческие, дворцовые, монастырские крестьяне, холопы)

Социальное развитие Московской Руси. В период Московской Руси тер-риториальная община вступила в новую фазу своего развития – захватная об-щина превратилась в уравнительную общину, которую в зарубежной историо-графии часто называют «русской». Суть превращения состояла в усилении кон-троля общины над индивидуальным землепользованием, в то время как в За-падной Европе, напротив, община начинает разлагаться. Причины трансформа-ции общины в России: нехватка свободных земель (вследствие формирования

барщинного хозяйства и увеличения феодального, в первую очередь – помест-ного землевладения) и увеличение повинностей (что заставляло общинников

стремиться к равномерной раскладке податей).

Признаки уравнительной общины:

уравнительное обязательное наделение пахотной землей; наделы предо-ставлялись общиной, а не захватывались, как ранее; площадь надела зависела

от числа едоков в семье; землей наделялись все общинники по норме, незави-симо от их желания;

чересполосица; надел общинника состоял физически из нескольких полос,

находящихся в разных рельефных зонах на землях разного качества;

регулярные переделы пахотных наделов; поскольку число едоков в семьях

менялось, раз в несколько лет в общине переделяли наделы

отчуждение земли с согласия общины; даже внутри общины между общин-никами никакие сделки с землей были невозможны без согласия всех общинни-ков;

наследственная принадлежность к общине; выход из общины был ограни-чен, общинники препятствовали выходу, т.к. это означало увеличение податей

для остальных.

Важнейший социальный процесс Московской Руси – формирование кре-постного права. Закрепощение крестьян – это прикрепление владельческих кре-стьян (тех крестьян, которые жили на землях церкви, вотчинников и помещи-ков) к земле, т.е. ограничение их свободы передвижения.

Причин закрепощения крестьян историки выделяют множество. Н.П. Пав-лов-Сильванский, верный своей идее о полной идентичности русского и запад-ноевропейского феодализма, доказывал, что и до официального введения кре-постного права оно, в сущности, уже было в России. В.О. Ключевский указы-вал, что русские крестьяне убегали от помещиков на земли монастырей, кото-рые имели особые привилегии, чем и привлекали людей. Но от этих переходов

происходили большие неудобства для общественного порядка и государствен-ного хозяйства и, особенно, – для хозяйства мелких служилых землевладель-цев, у которых богатые вотчинники и помещики сманивали крестьян, оставляя

их без рабочих рук, следовательно, без средств исправно отбывать государ-ственную службу. А.П. Щапов утверждал, что крестьяне вследствие обеднения

почвы и частых неурожаев для собственного прокормления, уплаты долгов и

государственных налогов сами закабалялись в вечные холопы, что и стало ос-новой крепостного права. Г.В. Вернадский прямо указывал на то, что поместья

служилых людей способны были обеспечить своих владельцев и снарядить их

на военную службу лишь при том условии, чтоб это не были пустые земли.

Необходимо было обеспечить эти земли людьми, которые «сидели» бы на них и

их обрабатывали. В советское время в соответствии с марксистской методоло-гией, считалось, что крепостное право было установлено феодалами для того,

чтобы было удобнее и легче эксплуатировать крестьян и держать их под кон-тролем.

К наиболее существенным причинам закрепощения крестьян следует отне-сти:

необходимость усиления армии; государство было заинтересовано в том,

чтобы крестьяне не покидали, прежде всего, помещичьи земли, поскольку по-мещики – воины, основа русской армии – содержались и снаряжались за счет

своих крестьян;

необходимость повышения налогов; жители свободных земель платили

налоги государству, жители вотчин платили феодальную ренту владельцам

земли, помещичьи же крестьяне платили и государству (поскольку земля по-мещиков – изначально государственная), и помещикам, выступая своего рода

субарендаторами; естественно, что помещичьи крестьяне старались уйти либо

на свободные, либо на вотчинные земли; в последнем случае государство теря-ло налогоплательщиков.

Крепостное право устанавливалось постепенно, в течение полутора столе-тий:

в 1497 г. Судебником Ивана III впервые был ограничен выход крестьян от

помещиков правилом Юрьева дня, сверх того, уходящие крестьяне должны бы-ли заплатить пожилое (компенсацию за потерю работника);

в 1550 г. Судебником Ивана IV правило Юрьева дня было подтверждено, а

пожилое увеличено;

в 1581 г., после опричнины, в конце Ливонской войны, когда экономика

страны находилась в тяжелом состоянии, а крестьяне массами уходили с обжи-тых земель в поисках лучшей доли, Иван Грозный ввел заповедные лета (т.е.

годы, когда правило Юрьева дня не действовало); фактически это означало за-прещение перехода крестьян;

в 1592 г. были составлены писцовые книги, которые позволяли контролиро-вать наличие крестьян;

в 1597 г. был принят первый указ об урочных летах (если крестьянин убе-жал от помещика в течение пяти лет после составления писцовых книг (1592-1597) его искали и возвращали на прежнее жительство со всем нажитым иму-ществом);

в годы Смуты, в 1607 г., когда побеги крестьян участились, все 15 лет с мо-мента составления писцовых книг были объявлены урочными;

в 1649 г. Соборное Уложение ввело бессрочный сыск беглых крестьян (т.е.

все годы стали урочными); сверх того, крепостное состояние стало наслед-ственным.

Становление крепостного права, социальная дифференциация населения,

усиление налогового гнета вызывали народный протест. XVII в. – век крупных

народных восстаний. Крупнейшими из них в середине и второй половине этого

века были городские восстания 1648-1650 гг., «медный бунт» 1662 г., крестьян-ская война под предводительством Степана Разина 1669-1671 гг. и восстания

«раскольников».

Городские восстания 1648-1650 гг. были направлены против бояр и прави-тельственной администрации, а также против верхушки посадских людей.

Главными движущими силами этих восстаний были «молодшие посадские лю-ди» и стрельцы. Все началось с того, что в поисках новых средств для пополне-ния царской казны правительство в 1646 г. заменило прямые налоги налогом на

соль, подорожавшую тотчас же почти втрое. Соляной налог был отменен в де-кабре 1647 г., но вместо доходов, поступавших в казну от продажи соли, прави-тельство возобновило сбор прямых налогов – стрелецких и ямских денег, тре-буя уплаты их за два года. Волнения начались в Москве в первых числах июня

1648 г. («соляной бунт»). Восставшие заставили царя выйти на площадь перед

Кремлевским дворцом и дать клятвенное обещание выполнить их требования.

Восстания охватили также ряд северных и южных городов – Великий Устюг,

Чердынь, Козлов, Курск, Воронеж и др. В южных городах, где посадское насе-ление было немногочисленным, восстания возглавили стрельцы. К ним иногда

присоединялись крестьяне близлежащих деревень. На Севере главная роль

принадлежала посадским людям и черносошным крестьянам. Реакцией прави-тельства на городские восстания стало издание Соборного Уложения. Однако

оно не удовлетворило широкие круги посадских людей и крестьян. Новые вос-стания произошли в Пскове и Новгороде в 1650 г. Поводом к восстанию яви-лась спекуляция хлебом, которая проводилась по прямому предписанию вла-стей. Главное участие в восстаниях приняли посадские люди и стрельцы. Нов-город покорился царскому воеводе князю И. Хованскому, который тотчас же

посадил в тюрьму многих участников восстания. Псков же успешно отбивал

нападения подошедшего к его стенам царского войска. Правительство вынуж-дено было созвать Земский собор, который постановил отправить в Псков деле-гацию выборных людей. Делегация уговорила псковичей сложить оружие,

обещав амнистию восставшим.

Восстание, получившее название «медного бунта», произошло в Москве в

1662 г. Ввиду недостатка серебряных денег правительство решило выпускать

медную копейку, приравненную по стоимости к серебряным деньгам. Первона-чально медные деньги принимались охотно, но их стали выпускать в чрезмер-ном количестве. К тому же появились фальшивые деньги, которые чеканились

с ведома ответственных за чеканку монеты бояр. Недовольство посадских лю-дей вылилось в большое восстание. Царь Алексей Михайлович обещал рассле-довать дело о медных деньгах, но тотчас же вероломно нарушил свое обеща-ние. Вызванные им войска учинили жестокую расправу с восставшими, убитых,

раненых, либо посаженных в тюрьму было больше 7 тыс.

Наиболее мощным народным восстанием XVII в. была крестьянская война

1669-1671 гг. под предводительством Степана Разина. Тяжелое положение кре-стьян приводило к усилению побегов на окраины. Крестьяне уходили в отда-ленные места на Дон и в Поволжье, туда, где жили казаки. Здесь скапливалось

большое количество людей, враждебных государству. Начало крестьянской

войны было положено на Дону. Беднейшие казаки предприняли поход к бере-гам Крыма и Турции. Но домовитое (богатое) казачество помешало им про-рваться к морю, боясь военного столкновения с турками. Казаки во главе с ата-маном Степаном Тимофеевичем Разиным перебрались на Волгу и стали грабить

торговые суда. Беспрепятственно проплыв мимо Царицына и Астрахани, казаки

вошли в Каспийское море и направились к устью реки Яика (Урала). Разин за-нял Яицкий городок (1667 г.), к его войску присоединились многие яицкие ка-заки. На следующий год отряд Разина на 24 судах направился к берегам Ирана

за добычей. Затем казаки вернулись в Астрахань и распродали здесь захвачен-ную добычу. Удачный морской поход на Яик и к берегам Ирана резко повысил

авторитет Разина среди населения Дона и Поволжья, и в 1669 г. он решился на

открытое выступление, начав собирать армию из беглых, холопов, гулящих

людей. Весной 1670 г. Разин захватил Астрахань, затем пошел вверх по Волге.

Восстание охватило Саратов, Самару, Симбирск, Саранск, Пензу, Алатырь,

Козьмодемьянск. Правительство срочно мобилизовало 60-тысячное поместное

войско. В Москве был установлен строгий полицейский режим, так как боялись

волнений среди городских низов. Решительное столкновение между восстав-

шими и царскими войсками произошло под Симбирском. Войска Разина потер-пели поражение. Рассчитывая набрать новое войско, Разин отправился на Дон,

но там был схвачен самими казаками и отвезен в Москву, где был казнен июне

1671 г.

Поводом к церковному расколу русской церкви послужили разногласия по

вопросу об исправлении церковных обрядов и книг. Правительство поддержи-вало начинания патриарха Никона, проводящего церковную реформу. Несмот-ря на то, что церковный собор 1666 г. лишил Никона патриаршего сана, его ре-форма продолжилась. С этого собора начинается деление русской церкви на

православную господствующую и православную старообрядческую, отвергаю-щую церковные реформы Никона. После собора 1666 г. на сторонников раскола

обрушились гонения. Однако справиться с расколом было нелегко, так как он

находил поддержку среди крестьян и посадских людей. Открытое сопротивле-ние царским войскам оказал Соловецкий монастырь. Осада Соловецкого мона-стыря длилась восемь с лишним лет (1667-1676). Монастырь был взят лишь в

результате измены.

В результате социальных процессов, происходивших в России, общество

резко дифференцировались – царь и его окружение (бояре, высшие церковные

иерархи) представляли собой слой населения, ничем не ограниченный в своих

действиях. С другой стороны, формируются основы будущих сословий: служи-лые люди (дворяне, боярские и царские слуги); черные люди (свободные кре-стьяне (черносошные) и посадские); крепостные (вотчинные, поместные, двор-цовые и монастырские крестьяне) и близкие им холопы. Особую социальную

группу составляли казаки.

Итак, в период Московской Руси сформировалась уравнительная (русская)

община; установилось крепостное право, сложились основы будущих сословий,

т.е. сложились основные социально-экономические особенности России.

ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЕ, установленные обыча­ем или законом формы и способы приобретения и ис­пользования земли для хозяйственных надобностей.

С начала росссийской колонизации аграрной Сибири наиболее общественно зна­чимым сегментом землепользования остается использование земель сельскохозяйственного назначения.

В дореформенный период универсальной для Сибири фор­мой использования земли в полевом хозяйстве была индиви­дуально-подворная. Отводимые в XVII в. единовремен­но и в «единой меже» («вобче», «вповал») крупные массивы земли для групп колонистов сути не меняли. «Товари­щества» по приведению земли в культурное состояние и обработке пашни (аналог промысловой артели) отмечались только на колонизационной границе. По мере становле­ния аграрно-хозяйственного комплекса семьи «припускали» на свои земли пришлых (захребетников, бобылей, половников) на договорных началах (аренда). Слободчики (см. Слобода) на первом этапе раздачи земли также рассматривали новоприходцев в качестве ее пользователей.

В рамках аграрно-хозяйственного комплекса вла­дельцы, в том числе и корпорации (см. Землевладение), ис­пользовали землю по своему усмотрению, т. к. в Си­бири не было принудительных севооборотов и чересполосицы, характерных для крепостного Центра России. По мере земельного утеснения сенокосные и промысловые угодья населе­ние распределяло, утверждая ежегодно на сходах сроки единовременных «закосов», лова рыбы, охоты, выезда в хмелевики, кедрачи и т. д.; часть угодий сдавалась в аренду как отдельным пользователям, так и обществам. Леса так­же использовались в соответствии с местными обычаями. Некоторые селения или дворы имели индивидуальные «дачи»; в малолесных районах вырубка леса для строительства, например, ограни­чивалась числом бревен.

До середины XIX в. в крестьянском землепользовании Сибири господствова­ла заимочно-захватная форма присвоения земли, при которой право на земельные угодья (заимку) определялось фактом первичного захвата. К концу века эта форма сохра­нилась лишь в отдаленных местах Сибири. Доминирующим стало вольно-захватное землепользование. При таком пользовании крестьянин владел захваченным участком до тех пор, пока его обрабатывал; после этого участок мог занять любой жела­ющий. Одновременно все большее распространение получало уравнительно-передельное землепользование. В западных округах Тобольской губернии, в Кетской и Парабельской волости Нарымского края переход к нему начался еще в дореформенный период и завершился в начале пореформенного периода. В других районах края этот переход проходил в конце XIX — начале XX в. Значительное влияние на него оказали землеустройст­во и массовые переселения.

Уравнительно-передельное землепользование коснулось прежде всего угодий, которых в данной местности не хватало. С этого времени община крестьянская стала активно вмешиваться в регулирование землепользования. Сенокосы четко раз­граничивались между селениями и подвергались еже-годным переделам. Полный передел пашен отмечался в Ту­ринском и Тобольском округах. Их частичные поравнения проводились в южных районах Тобольской и Томской губерний. Пастбища находились в общем пользовании. Лесами в таежной зоне крестьяне распоряжались вольно, в лесо-степной — с разрешения общины. Усадьбы передавались по наследству.

В итоге в Западной Сибири к 1917 преобладало подворно-общинное землепользование с полными или частичными передела­ми (94% крестьянских земель). В Восточной Сибири и на Дальнем Вос­токе в это время по-прежнему широко распространен­ным оставалось захватное землепользование. В рамках Столыпинской аграрной реформы государство начало проводить активную политику по распространению на Сибирь хуторов и от­рубов (см.: Аграрно-колонизационная политика государства в конце XVI— начале XXв.). Более активно на подворно-наследственное землепользование переходили переселенцы. В 1917 в Тобольской губернии в отрубах и хуторах у пересе­ленцев находилось 23,3% земель, у старожилов — 3,1 %. В Западной Сибири в целом данная форма землепользования занимала 5,9% крестьянских земель.

После Октябрьской революции единым и единственным собствен­ником земли стало советское государство. Земли сельскохозяйственного назначения подлежали распределению между гражданами, желаю­щими их обрабатывать своим трудом на основе уравнительного землепользования по зависящим от местных условий трудовым или потребительским нормам. В Сибири «черного передела», т. е. перераспре­деления всех земель сельскохозяйственного назначения, не проводилось. За крестьянами фактически закрепили ранее использо­вавшиеся ими земли, включая кабинетские. Безземельные и малоземельные крестьяне получали прирезку в основном из бывших казенных, частновладельческих и монастырских земель.

В 1920-е гг. земли распределялись по следующим категориям землепользования: непосредственные государственные распоряжения и леса, городского, трудового пользования. В состав государственного земельного фонда, по­мимо лесов, входили земли государственных земельных имуществ (ГЗИ), колонизационный фонд и земли ведомств и учреждений. На площадях ГЗИ располагались совхозы. Преобладающая часть земель сельхозназначения находилась в пользовании крестьян, а преобладающей формой крестьянского землепользования яв­лялось подворно-общинное (в 1927 в Сибирском крае — 93,9%, на Дальнем Востоке — 99,8%). В 1927 в Сибирском крае в отрубном пользовании находилось 5,2 %, в хуторском — 0,5, в коллективном — 0,4% крестьянских земель.

ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ, пользование, владение и рас­поряжение землей на определенных правовых основаниях. С начала российской колонизации аграрной Сибири наиболее общественно значимым сегментом землевладения в регионе остается владение землями сельскохозяйственного назначения.

Вопрос о сути сибирского дореформенного землевладения является дис­куссионным. Сторонники общей концепции землевладения в Сиби­ри, основанной на тезисе о господстве здесь «феодального» или «государственно-феодального» строя, видели в сибирском крестьянине только «феодально-зависимого» (от государства) пользователя земли. Между тем известны факты наличия в Сибири до 1760-х гг. 2 видов частного землевладения — индивидуального и корпоративно-привилегированного (т. е. с крепостным населением). Субъектами первого выступали русские насельники, получавшие у представителей власти «данные» на землю, иногда в составе групп («вобче»), что не меняло индивидуальной сути землевладения. Привилегированные корпора­ции были представлены монастырями, церквами и ар­хиерейским домом. Оба типа землевладельцев соверша­ли с объектом владения (землей) сделки любого характера, утверждаемые властями.

Привилегированное землевладение ликвидировали в 1764 в ходе секу­ляризации. Монастыри и церкви стали частными владель­цами ненаселенных земель, условия их землевладения приблизились к частному землевладению непривилегированных слоев — крестьян и городских сословий. С середины 1760-х гг. государство прекратило за­крепление земли в частном землевладении для податных сословий, а затем постепенно изъяло владельческие документы. Место частного землевладения с 1780-х гг. заняло индивидуально-под­ворное, опосредованное коллективно-общинным волостных и сельских обществ. Сибирский мужик получал теперь от «государя» землю во владение не через воеводу (приказчика), а от «общества», состоявшего из ему подобных земледельцев. Община крестьянская стала владельцем исторически сложившегося вокруг нее комплекса земель, а ее члены (казенные/государственные крестьяне) получили право на владение участком земли не менее 15 десятин на душу мужского пола и его хозяйственное использование. Проект межевания не был осущест­влен, и в многоземельных районах семьи использовали землю в соответствии с трудовыми ресурсами, в малоземелии проводилось частичное поравнение владении за счет земель вымороч­ных дворов. Полных земельных переделов дореформенная Сибирь не знала.

Кроме крестьянско-волостного, существовало землевладение ясачных волостей и городских обществ. Частное помещичье — фе­одальное — землевладение в Сибири существовало в ограниченных размерах, как и потенциально буржуазное — купечес­кое. Купцы покупали землю у казны, но по особым прошениям. По отношению к части территорий государство осуществляло непосредственное владение через государственные органы — воеводское управление (государевой десятинной пашней в XVII — первой половины XVIII в.), казенные палаты, Кабинет Его Императорского Величества (см. Землевладение кабинетское), военное ведомство (в том числе Сибирское и Забайкальское казачьи войска). Таким образом, вся сибирская земля находилась в верховной юрисдик­ции государства и делилась по владельческой принадлежности на казенную, кабинетскую, казачью, крестьянскую, городскую, ясачную и частновладельческую.

До конца XIX в. существенных изменений в землевладении сибирских крес­тьян не произошло. Крестьянская община имела право хозяйственные ис­пользования закрепленного за ней надела, но не могла продавать землю, поскольку верховная собственность на нее принадлежала государству. За пользование землей бывшие государственные крестьяне, помимо общей для всех крестьян подушной подати, платили в казну оброчные платежи. Крестьяне Алтайского горного округа оброчные платежи вносили в Кабинет Его Императорского Величества. Нерчинские приписные крестья­не в начале 1850-х гг. были переведены в казаки.

В 1886 государственные крестьяне европейской части страны перешли на положение бывших помещичьих: каждая община по­лучала свою надельную землю в собственность, однако, прежде чем получить на нее право безусловного распо­ряжения, крестьяне должны были выплатить выкупные платежи. На Сибирь действие данной реформы не рас­пространялось. Начатое в регионе в 1896 реформирова­ние земельных отношений на казенных землях региона (закон от 23 мая) заключалось лишь в упорядочении земле­пользования: установлении юридически закрепленных границ наделов каждой общины с учетом 15-десятинной нормы на душу мужского пола. Преобразования оброчных платежей для бывших государственных крестьян в выкупные в Сиби­ри не произошло, и они остались, по существу, лишь арендаторами казенные земли. На Алтае (закон от 31 мая 1899) и в Нерчинском горном округе (закон от 5 июня 1900) одновременно с упорядочением крестьянского землепользова­ния государство приступило к выкупу земли у императора. После завершения рассчитанных на 49 лет выкупных платежей Кабинет утрачивал право на распоряжение земельным фондом. Кроме этого, по закону от 18 января 1899 казна обязывалась вносить Кабинету плату за каждую десятину отводимой переселенцам земли, в обмен приобретая права на оброчные платежи.

Таким образом, правительство воздерживалось от введения в Сибири частного крестьянского землевладения. Эта политика сохранилась и во время Столыпинской аграрной реформы. Участки, выделяемые в регионе под хутора и отруба, передавались не в частную собственность, как в европейской части России, а во владение. Разработка законопроекта о введении крестьянской частной собственности на землю в регионе началась в 1908. В марте 1914 соответствующее положение одобрила земельная подкомиссия Государственной думы IV созыва, но с начала войны его принятие отложили.

В конце XIX в. общий земельный фонд Сибири, Зауралья и Дальнего Востока исчислялся в 1 142,6 млн десятин, из них 503 млн десятин было официально введено в хозяйственный оборот (учтено), в том числе в Сибири — 325 млн десятин. Землевладение кабинет­ское охватывало территорию в 66 млн десятин. Сибирское и Забайкальское казачьи войска владели в 1907 13,9 млн десятин. До конца 1860-х гг. казачьи земли находились во владении войска, с 21 апреля 1869 их распределили меж­ду станицами. Церкви в Сибири и на Дальнем Востоке к 1917 принадлежало всего 41,4 тыс. десятин. Частное землевладение, несмотря на ряд попыток его насаждения (см. Аграрно-колонизационная политика государства в конце XVI — начале XX в.), составляло лишь 582 тыс. десятин. В пользовании крестьян находилось около 90 млн десятин. Столыпинская аг­рарная реформа не изменила форм землевладения в Сибири, она повлияла лишь на землепользование, т. к. надельные крестьянские земли передавались хозяевам не в собственность, а в наследственное пользование.

В принятом после Октябрьской революции Декрете о земле частная земельная собственность в России отменялась. Вся земля, в том числе кабинетская, церковная, частновладельческая, казачья и крестьянская, формально обращалась во всенародное достояние. Фактическим ее собственником, единым и единственным, становилось советское государство. Владение землей осуществлялось на правах срочного или бессрочного пользования (см. Землепользование). Законодательно исключались купля-продажа, дарение и завещание зе­мельных участков.

В начале 1990-х гг. монополия государства на землю на территории России была отменена. Закон РСФСР «О земельной ре­форме» от 23 ноября 1990 восстановил частную собственность на землю и провозгласил равенство всех форм землевладения: государственной, колхозно-кооперативной, частной, коллективно-долевой. В течение последующих 15 лет основными направлениями ре­формирования земельных отношений в стране являлись приватизация и расширение прав собственников. Собст­венники земельных участков могут их продавать, передавать по наследству, дарить, сдавать в залог, аренду, обме­нивать, передавать в качестве взноса в уставные фонды (капиталы) АО, товариществ, кооперативов. В то же время в российском законодательстве закреплен принцип целевого исполь­зования земли, создающий препятствия для выведения земель сельскохозяйственного назначения из аграрного сектора экономики. Их использование для других целей не допускается или ограничивается. В начале XXI в. наиболее распространен­ной формой землевладения в Сибирском регионе и стране в целом стала частная собственность граждан на земельные доли, на которые разделены бывшие колхозы и совхозы.

Лит.: Тюкавкин В.Г. Сибирская деревня накануне Октября. Иркутск, 1966; Горюшкин Л.М. Сибирское крестьянство на ру­беже веков. Новосибирск, 1967; Быконя Г.Ф. Поземельные отно­шения русского населения Сибири в XVII—XVIII вв. Красноярск, 1979; Худяков В.Н. Аграрная политика царизма в Сибири в пореформенный период. Томск, 1986; Миненко Н.А. Развитие фео­дальных отношений и генезис капитализма в Сибири (конец XVI — первая половина XIX в.). Новосибирск, 1988; Земельный вопрос. М., 1999.

Т.С. Мамсик, Г.А. Ноздрин, В.А. Ильиных, Т.Н. Соболева