Результатом исторической типологии уголовного судопроизводства является выделение частно-состязательного, розыскного и публично-состязательного типов процесса.

1. Частно-состязательный тип уголовного процесса представляет собой частно-правовую организацию производства по уголовному делу, которая выражается в споре действующих по своему усмотрению равноправных сторон перед пассивным судом.

Этот процесс делится еще на две разновидности: обвинительный и частно-исковой. В древнем обвинительном судопроизводстве формальный процесс доказывания в виде поединков, ордалий и присяги совпадал с разрешением спора и был направлен не к выяснению существа дела, а во вне его – к божьей воле.

Характерной чертой данного процесса было признание особого положения обвинителя, в качестве которого обычно выступал потерпевший. От его воли зависело возбуждение и прекращение дела.

Система доказательств сложилась, в основном, под большим влиянием религиозных воззрений того времени, она включала в себя клятвы, поединки, различного рода испытания (огнем, водой, каленым железом и т.д.), которые именовались ордалиями.

Роль суда заключалась в том, что он должен был лишь констатировать соблюдение правил осуществления указанных выше ордалий или поединков, произнесения ритуальных присяг, а также истолковывать допущенные нарушения таких правил в пользу соответствующей стороны либо против нее.

Виновным признавался не тот, кто по убеждению судьи в действительности совершил преступление, а тот, кто вышел «сухим из воды», не «сгорел в огне», то есть победил в поединке, правильно произнес сложный текст клятвы, присяги или заклинания.

Обвинительный тип процесса был характерен для европейских стран в период XI-XII веков. Частно-исковое производство возникает позднее в связи с появлением познавательных средств – доказательств в виде показаний свидетелей и документов.

2. Второй этап развития уголовно-процессуального права – розыскной (инквизиционный) – наблюдается в Европе в период с XIII по XVIII столетия. Розыск как поиск истины во имя публичных интересов титулирует данный тип судопроизводства – обусловленную господством публичного начала над частным организацию производства по делу, которая выражается в жестко регламентированном осуществлении односторонне-властных полномочий ведущим процесс органом.

Свобода личности подавлена и у потерпевшего, который становится доносителем, и у обвиняемого – объекта принудительного исследования. На орган, ведущий процесс, возлагаются обязанности обвинителя, защитника и суда. Однако свобода личности такого судьи-инквизитора также отсутствует в силу жесткой регламентации его действий. Формальная система доказательств заранее устанавливает их силу и предписывает суду то или иное решение. Ее суть заключалась в стремлении к максимальной регламентации в законе или ином правовом акте ценности каждого вида доказательств. Доказательства оценивал не суд (судья), а закон, точнее монарх, издававший его. Признание обвиняемым своей вины – нередко получавшееся под пыткой – предписывалось рассматривать как «совершенное» доказательство, являлось «царицей доказательств». Достоинства же других доказательств ставились в зависимость от того, насколько они дополняли «совершенные» доказательств, а также нередко зависели от статуса свидетеля, от которого получали доказательства. Так, устанавливалось, что женщине нужно верить меньше, чем мужчине, бедному — меньше, чем богатому. Пытки считались допустимым методом получения доказательств.

Если в древнем обвинительном процессе человек был безликим представителем своего рода, то розыскной процесс закрепляет уже большую степень свободы личности. Смена родственных связей территориальными в силу развития обменных отношений предполагает признание и охрану индивидуальности товаропроизводителя. Наибольшая степень свободы личности характерна для современного уголовного судопроизводства – публично-состязательного типа.

В историческом развитии выделяют несколько разновидностей розыскного уголовного процесса: 1) уголовная расправа – это первая и элементарная разновидность розыска, когда орган государственного управления разрешает уголовное дело в неразвитой процедуре, и практически, без доказательств; 2) ассиза – это расследование представителя государственной власти через местных людей, которые сообщали ему о виновности обвиняемого; 3) инквизиционный процесс – это такая разновидность розыска, в которой специальный судебный орган разрешает дело сразу в судебном заседании по детально урегулированной законом процедуре; 4) следственный процесс как бюрократическая разновидность розыска характеризуется наличием предварительного расследования, проводимого одним из судей – следователем, в условиях формальной системы доказательств; 5) судебный приказ – это современная разновидность розыскного производства, в которой судья в условиях очевидности рассматривает дело об уголовном проступке и выносит решение (приказ), которое исполняется при согласии с ним обвиняемого.

3. Публично-состязательный уголовный процесс знаменует собой третий этап развития уголовно-процессуального права. Он является синтезом древнего обвинительного и розыскного процесса, поскольку не только предстает в виде спора сторон, но и обеспечивает достижение общественных интересов. Его принято называть состязательным.

Публично-состязательный уголовный процесс – это обусловленная гармоничным сочетанием частных и публичных начал организация производства по уголовному делу, которая выражается в споре действующих в публичных интересах сторон перед активным судом. Признание равенства гражданина и государства, частных и публичных интересов как сущность современного типа процесса выражается в правовом положении обвинителя, обвиняемого и суда, каждый из которых реализует общественно-значимые цели, обладая при этом широкими процессуальными правами.

В качестве обвинителя выступает государство в лице своего органа (прокуратуры), деятельность которого не зависит от частного усмотрения. Обвинение – уголовный иск – выдвигается в общественных (публичных) интересах, поэтому такой процесс называют публично-исковым. Начальный этап уголовного преследования (общее расследование) осуществляется розыскным путем. Обвинитель как субъект процесса влияет на движение дела и занимает положение стороны, равноправной со стороной защиты с момента привлечения лица в качестве обвиняемого.

Права стороны предоставляются и обвиняемому, который выполняет функцию защиты и также влияет на движение дела. Публичность функции защиты обусловлена признанием реабилитации невиновных в качестве цели уголовного процесса. Для ее достижения государство оказывает помощь обвиняемому, например, предоставляя ему обязательного и бесплатного защитника.

Процессуальное положение суда также несет на себе печать публичности, обеспечивая при этом его свободу и независимость. На основе своего внутреннего убеждения судья оценивает доказательства и разрешает дело. Суд связан пределами предъявленного обвинения. Однако в этих пределах он вправе собирать доказательства по своей инициативе для достижения объективной истины, к выяснению которой и обвинение, и защита подходят с разных сторон.

Большее присутствие публичности отличает публично-состязательный уголовный процесс от состязательного гражданского процесса. Публично-состязательный тип процесса характерен для современных демократических государств и имеет свои национальные разновидности.

В юридической литературе нередко в качестве самостоятельного типа (формы) процесса выделяется смешанное производство. При этом понятие «смешанный процесс» употребляется в трех различных значениях. Сначала им обозначали возникший в XIX веке континентальный тип реформированного процесса (по кодексу Наполеона 1808 г.), соединявшего розыскное расследование и состязательное судебное разбирательство. В другом случае в рамках идеальной типологии смешанный процесс понимается как переходная форма между состязательной и розыскной моделью. Третье значение смешанному процессу придается, когда он фиксирует третий этап развития права, сменяющий обвинительный и розыскной. Тогда его содержание совпадает с публично-состязательным производством. Любая типология выделяет существенное и отвлекается от второстепенных (нетипичных) деталей, которые неизбежно присутствуют в конкретном судопроизводстве. К какому бы типу мы не относили каждый конкретный уголовный процесс на основании общего, в действительности он всегда будет испытывать на себе воздействие единичного. Следовательно, он всегда будет смешанным. Поэтому смешанный процесс выступает в виде реального типа с гораздо меньшим уровнем абстрактности. В чистом виде нет ни идеальных, ни исторических, ни национальных типов судопроизводства.

Инквизиционный процесс

Инквизиционная модель уголовного процесса нередко именуется также «розыскной» или «следственной». Ключевым для нее является понятие inquisitio (лат. «исследование», «розыск», «расследование»), положенное в основу наименования данной модели на разных европейских языках, включая русский. Она начинает развиваться в тот исторический период, прежде всего на изломе Средних веков, когда уголовное право постепенно отделяется от гражданского и возникает осознание общественной опасности преступлений. Если преступление общественно опасно, т.е. причиняет вред не только потерпевшему частному лицу, но и обществу в целом, не заинтересованному в массовом распространении краж, убийств, изнасилований и т.п., то уголовное преследование перестает быть вопросом частной инициативы потерпевшего. Более того, на данном этапе с развитием государств в современном понимании возникает множество категорий преступлений, вовсе не подразумевающих наличие потерпевших частных лиц (государственные, налоговые преступления и т.п.). В такой ситуации уголовный процесс должен начинаться не в момент появления обвинения одного лица против другого, а тогда, когда из любых источников становится известно о гипотетическом совершении (или подготовке) общественно опасного деяния — преступления. Другими словами, наличие конкретного заинтересованного в исходе дела обвинителя более не является непременным условием уголовно-процессуальной деятельности: замена обвинительно-состязательной модели на инквизиционную означает, что точкой отсчета уголовно-процессуальной логики вместо концепции обвинения (accusatio) становится концепция расследования или следствия (inquisitio).

Постепенно появляются специальные государственные органы, чаще всего наделенные особым независимым прокурорским или судейским статусом, ответственные за выявление и расследование преступлений. При обнаружении признаков преступления они должны действовать по собственной инициативе (ex officio) в публичных интересах, проводя расследование с целью установления всех обстоятельств дела и принимая на основе данного расследования решение по существу (имело место преступление или нет, кто его совершил, виновен он или нет и т.п.), облеченное в форму судебного приговора. Данный подход немедленно приводит к бурному развитию и институционализации автономного уголовно-процессуального инструментария, неизвестного обвинительно-состязательному процессу. Возникают категории «уголовное дело», «производство по уголовному делу», «следственные действия», «процессуальные решения» и т.п., без которых нельзя сконструировать такую уголовно-процессуальную деятельность, где отсутствуют стороны, судебное разбирательство или спор двух лиц и которая сводится к расследованию определенного факта преступного поведения, причем на ранних этапах чаще всего в отсутствие самого обвиняемого лица (его еще предстоит установить).

Основная идея инквизиционного процесса заключалась также в том, что лицо, ведущее производство по делу, обязано ex officio (по долгу службы) активно собирать одновременно и обвинительные, и оправдательные доказательства, действуя не в качестве стороны или нейтрального арбитра, а в целях установления материальной (объективной) истины, что затем позволяет тому же лицу оценить все собранные доказательства и самостоятельно разрешить дело по существу. Понятно, что в такой ситуации ни о каком разграничении функций обвинения, защиты и разрешения дела не могло быть и речи: инквизиционный процесс полностью отрицал разграничение процессуальных функций, наличие неких «сторон» и т.д. Согласно бытовавшей тогда юридической поговорке «всякий судья есть одновременно генеральный прокурор», на которого возлагались и функции защиты, по крайней мере в теоретической плоскости1Именно в рамках инквизиционного процесса в европейской науке уголовного процесса стали возникать такие конструкции, как благоприятствование защите (favor defensionis), принцип «вспомоществования» со стороны суда участвующим в уголовном процессе частным лицам (прежде всего обвиняемому) и др.. Иначе говоря, все основные уголовно-процессуальные функции — обвинения, защиты и разрешения дела — были сосредоточены в руках судьи-следователя. Чтобы ограничить его процессуальное всемогущество, законодатель a priori определял правила оценки доказательств, когда сила каждого доказательства была заранее установлена. Судье оставалось только «взвесить» их «за» и «против» — свободно оценивать доказательства он был не вправе. Такая система получила название теории формальных доказательств.

Сам обвиняемый не рассматривался в качестве активной стороны, будучи не столько субъектом процесса, сколько в большей мере объектом исследования-расследования, под которым в ту историческую эпоху понимались не только допрос или обыск, но и нормативно регламентированные пытки. Процесс оставался полностью тайным, письменным и несостязательным с весьма размытыми границами между предварительным следствием и судебным разбирательством, по сути представлявшим собой не более чем очередной этап инквизиционного следствия.

В науке нет единства по вопросу о том, когда именно появился инквизиционный уголовный процесс и когда он окончательно вытеснил являвшийся в тот момент много более архаичным процесс обвинительно-состязательный. Но принято считать, что немалую роль в этом сыграло каноническое право Католической церкви, раньше светской власти осознавшей в рамках своей идеологии, что опасность некоторых деяний не охватывается исключительно физическим или имущественным ущербом, причиненным частному лицу. Ясно, что, например, борьба с считавшимися преступлением религиозными ересями не могла вестись методами судебного спора двух частных лиц (обвинителя и обвиняемого) — она требовала установления подобных деяний ex officio, их расследования и т.п. В этом смысле истоки инквизиционной модели уголовного процесса лежат в каноническом уголовном процессе, когда, начиная с XII в., профессиональные католические судьи при наличии сведений о совершении тяжких преступлений против церкви стали по собственной инициативе исследовать обстоятельства дела, допрашивать свидетелей в ходе специального дознания (per inquisitionem) и принимать решения по существу. Примерно в то же самое время начинается активная научная разработка новой модели так называемого «римско-канонического» процесса, представлявшего собой отход от архаичных обвинительно-состязательных форм в сторону «полностью профессионального процесса», идейно инспирированного крупнейшими церковными иерархами и сконструированного лучшими специалистами в области римского и канонического права2Ярким примером является опубликованная в 1271 г. книга выдающегося французского канониста Дюрандуса (Гийом Дюран) «Зеркало правосудия» (Speculumjudiciale), на долгие годы заложившая основы канонической процессуальной теории, лежавшей у истоков инквизиционной модели процесса.. Вместе с римско-каноническим процессом, ставшим прообразом процесса инквизиционного, процессуальная теория освобождается от наивного эмпиризма архаичных обвинительно-состязательных форм и впервые поднимается до уровня подлинно научного обобщения.

Вместе с католичеством, не знавшим до Реформации конкурентов в западноевропейском христианском мире, канонический инквизиционный процесс охватывает всю континентальную Европу и останавливается только у берегов Ла-Манша. Британский остров, куда католическая церковь фактически не проникла, остается защищен и от проникновения новых процессуальных инквизиционных веяний, сохраняя обвинительно-состязательную форму уголовного процесса. Именно в тот период возникает фундаментальный сравнительно-правовой европейский разлом в сфере уголовного процесса — Англия сохраняет обвинительно-состязательный процесс, а континентальная Европа заменяет его на процесс инквизиционный, пусть на первом этапе речь и шла только о канонических судах Католической церкви. Но начало положено: с тех пор инквизиционная модель процесса остается в западной уголовно-процессуальной науке синонимом континентального (романо-германского) уголовного процесса, охватывающего Францию, Италию, Германию, Испанию и другие страны.

Если в XII или XIII в. инквизиционный процесс развивался главным образом в канонических судах, то впоследствии он был воспринят и средневековой светской властью континентальной Европы. В наиболее завершенном виде чисто инквизиционная модель уголовного процесса предстала на рубеже Нового времени — в германском Уголовном уложении Карла V 1532 г. (знаменитой Каролине) и французском Уголовном ордонансе Людовика XIV 1670 г. Скажем, по Ордонансу уголовный процесс начинался со стадии дознания (information), когда судья-следователь, получив жалобу или сообщение прокурора, собирал доказательства, прежде всего пытаясь добиться признания вины обвиняемым, которого он с этой целью допрашивал без присяги в отсутствие защитника. После чего «мелкие» дела рассматривались по существу, а по делам о тяжких преступлениях открывалась стадия предварительного следствия. Его вел тот же судья-следователь (lieutenant criminel), который должен был тайно передопросить свидетелей и произвести их очную ставку с обвиняемым. При некоторых условиях он мог прибегнуть и к пытке. После предварительного следствия дело передавалось в коллегиальный суд (в его состав входил все тот же судья-следователь). Во время негласного судебного разбирательства подсудимый вновь подвергался допросу, в ходе которого мог представить средства своей защиты. В определенных случаях здесь опять-таки допускалась пытка. Приговор выносился на основании собранных доказательств, делившихся на три категории. Так называемые «явные доказательства» (письменные документы, признание, точные показания двух свидетелей) абсолютно связывали судей при принятии решения. «Полудоказательства» являлись недостаточными для осуждения, но давали суду право на пытку. «Несовершенные доказательства» оставляли лишь возможность применить арест в качестве меры пресечения. Обвиняемый мог быть не только осужден или оправдан, но и «оставлен в подозрении», что сохраняло возможность нового уголовного преследования по тому же делу при появлении новых доказательств.

С юридико-технической точки зрения, инквизиционный процесс представлял собой несомненный шаг вперед. Именно он заложил основы современной континентальной уголовно-процессуальной техники и уголовно-процессуальной науки. Однако исторически он ассоциировался и продолжает ассоциироваться не столько со своими несомненными теоретическими достижениями, среди которых, допустим, учение о следственном действии или конструкция favor defensionis (благоприятствования защите), сколько со средневековым клерикализмом, абсолютизмом, пытками, «оставлением в подозрении» и т.п. Наиболее мощный репутационный удар по инквизиционному уголовному процессу был нанесен в XVIII в, мыслителями эпохи Просвещения, среди которых особое место занимал Вольтер. От этого репутационного удара инквизиционный процесс оправиться не сумел, будучи навеки осужден общественным мнением и своеобразным «судом истории».

Поэтому в настоящее время инквизиционная форма уголовного судопроизводства ни в одной стране не существует в чистом виде (как единое целое), так как многие ее положения несовместимы с современными общественными и правовыми ценностями3Наиболее долго «чистый» инквизиционный процесс продержался в отдельных небольших кантонах Швейцарии, где вдали от бурной общественной полемики подвергся постепенной модификации и действовал на уровне кантональных УПК вплоть до XX в. включительно.. Но как часто случается с ушедшими правовыми системами или институтами, они не отмирают полностью, а переходят в новое качество, сохраняясь в виде отдельных элементов в других, более поздних и более совершенных, правовых системах. Так произошло и с инквизиционной формой уголовного судопроизводства. Многие весьма разумные, но «инквизиционные» по происхождению идеи легко обнаруживаются в современном уголовном процессе вполне демократических государств (Германия, Франция, Бельгия, Швейцария и др.), где они более не отождествляются с пытками или «кострами инквизиции». Речь идет о тайне следствия, о допросе в ходе предварительного расследования, об очной ставке и о многом другом.

каролина закон инквизиционный процесс

Большая часть статей Каролины посвящена вопросам судопроизводства.

Так, в обвинительном процессе только от воли потерпевшего зависело возбуждение и прекращение уголовного дела. Здесь обвинителем выступало то лицо, которому преступлением был причинен ущерб, а в систему доказательств, отвергнутых Каролиной, как правило, входили клятвы, судебные поединки и различные испытания (ордалии), обусловленные религиозными (сакраментальными) представлениями о вине лица, совершившего преступление.

Суть состязательного процесса, включающего определенные элементы процесса обвинительного и получившего наибольшее распространение в англосаксонских странах, состоит в том, что за сторонами признаются в процессе равные возможности, а суду отводится роль «арбитра», направляющего процесс в правильное русло и выносящего решение по делу. Смешанный процесс сочетает как элементы инквизиционного процесса на досудебной стадии, так и элементы состязательного процесса на стадии судебного разбирательства.

В период раннего Средневековья в Германии применялся обвинительный (состязательный) процесс (без разделения на гражданский и уголовный). Такая форма процесса закреплялась в Саксонском зерцале. В XIV—XV вв. частноправовой принцип преследования начинает дополняться обвинением и наказанием от имени публичной власти. Изменяется система доказательств. Еще в конце XIII в. был законодательно упразднен судебный поединок. Однако полное и окончательное утверждение розыскного (инквизиционного) уголовного процессапроизошло в Германии под влиянием рецепированного римского и канонического права в XV—XVI вв.

Необходимо особо отметить, что в данном документе сохранились некоторые черты обвинительного процесса. Истец, или потерпевший, по Каролине, мог самостоятельно предъявить уголовный иск, а обвиняемый мог оспаривать или доказывать его несостоятельность. Стороны имели право предоставлять документы, вызывать свидетелей и пользоваться услугами защитников (они именовались в Каролине ходатаями). Если обвинение не подтверждалось, истец должен был «возместить ущерб, бесчестье и оплатить судебные издержки» (ст. 13). Однако эти права сторон были связаны многими формальными ограничениями, в большей мере ущемлявшими обвиняемого, нежели обвинителя. Они не меняют и антигуманной, произвольной сути инквизиционного по своему характеру судебного процесса, по Каролине. Здесь обвинение предъявлялось судьей от лица государства «по долгу службы». Следствие велось по инициативе суда и не было ограничено сроками. Непосредственность, гласность судопроизводства сменились тайным и письменным рассмотрением дела.

Основными стадиями инквизиционного процесса были следующие: 1) общее расследование, 2) специальное расследование, 3) вынесение приговора.

Задачей общего расследования было установление факта совершения преступления и подозреваемого в нем лица. Судья лично занимался сбором предварительной тайной информации о преступлении и преступнике. Если суд получал сведения о том, что человек «опорочен общей молвой или иными заслуживающими доверия доказательствами, подозрениями и уликами», то он заключался под стражу (ст. 6).

Вторая краткая ступень инквизиционного судопроизводства общего расследования сводилась к предварительному допросу арестованного об обстоятельствах дела и к уточнению некоторых данных о преступлении.

Центральным звеном инквизиционного процесса было специальное расследование — подробный допрос обвиняемого под пыткой и опрос свидетелей, сбор доказательств для окончательного изобличения и осуждения преступника и его сообщников.

Расследование преступления на этой стадии основывалось на теории формальных доказательств, которые были систематизированы в Каролине и включали в себя следующие виды «доброкачественных улик, подозрений и доказательств»: 1) общие подозрения и доказательства, относящиеся ко всем преступлениям; 2) доказательства, каждое из которых в отдельности было правомерным основанием для допроса подозреваемого в совершении преступления под пыткой; 3) доброкачественные доказательства, относящиеся к отдельным видам преступлений (ст. 19—44).

Следует обратить внимание на то, что, перечисляя «полные и доброкачественные доказательства, улики и подозрения», Каролина основной упор делала на собственное признание обвиняемого, которое рассматривалось как «царица доказательств» (ст. 22). Целью сбора доказательств, таким образом, было в значительной мере отыскание поводов для применения пытки.

В то же время следует отметить, что формально применение пытки было связано с рядом условий. Так, пытка не должна была применяться, пока не будут найдены достаточные доказательства и «подозрения» в совершении тем или иным лицом преступления. Достаточными доказательствами для допроса под пыткой являлись показания двух «добрых» свидетелей (ст. 30). Если имелся только один свидетель, это считалось полудоказательством и подозрением. Только несколько подозрений по усмотрению судьи могли повлечь применение пытки. Характерно, что среди подозрений указывались также «легкомыслие и дурная слава» человека, его способность совершить преступление (ст. 25).

Признание под пыткой считалось действительным только при наличии определенного условия. Таковым являлось признание, полученное и записанное не во время пытки, а после ее окончания, повторенное не менее чем через день вне камеры пыток и соответствующее другим данным по делу. Каролина требовала соблюдения всех условий допроса под пыткой, провозглашая, что за «неправомерный» допрос, не основанный на доказательствах, уликах и подозрениях, судьи должны нести наказание и возмещать ущерб обвиняемому. Создатели Каролины предписывали также, что «при пытках надо было быть осмотрительными и учитывать серьезные раны и другие телесные дефекты того, кто был под пыткой» (ст. 59, 72).

Основываясь на этих гуманных положениях Каролины, некоторые авторы приходят к выводу, что уголовно-судебное уложение Карла V призвано было поставить инквизиционный процесс в такие правовые рамки, чтобы он не превращался в инструмент расправы над невиновными. Однако все стадии инквизиционного процесса, по Каролине, порядок применения пыток не могли исключить произвола и расправы над людьми невиновными. «Неправомерность» применения пытки судьей была практически недоказуема. В Каролине прямоуказывалось, что, если обвинение не подтверждается, судья и истец не подвергаются взысканию за применение пытки, ибо «надлежит избегать не только совершения преступления, но и самой видимости зла, создающей дурную славу или вызывающей подозрения в преступлении» (ст. 61).

Дискуссионным является вопрос об особом самостоятельном значении последней стадии процесса — вынесения приговора. Создается впечатление, что с момента получения судом с помощью пытки собственного признания обвиняемого приговор был практически предрешен. Суду для оценки доказательств зачастую было достаточно того, чтобы предоставленные ему факты не были лишены правдоподобия. Об этом свидетельствуют многочисленные преследования и вынесения смертных приговоров «путем сожжения» за причинение «вреда» или «ущерба» людям при помощи колдовства (ст. 109) и др.

Весьма характерно и императивное (категоричное) требование к судьям никого не приговаривать к смертной казни и к какому-либо другому телесному увечащему или позорящему наказанию, не установленному и не допускаемому имперским правом, т. е. самой Каролиной (ст. 104). Между тем смертная казнь ни в одной другой стране средневековой Европы, по свидетельствам историков, не применялась в таких широких масштабах, как в средневековых инквизиционных судах Германии и Нидерландов.

М. Лютер, называя «сбродом» всех юристов, адвокатов, наряду с палачами и стражниками, требовал, чтобы они «разыскивали, обвиняли, мучили и убивали злых, защищая и прощая добрых, отвечали за них и спасали их», не руководствуясь при этом «своекорыстными интересами» (М. Лютер. О светской власти). (Он как сторонник умеренного крыла реформаторов выступал не только против догматов католической церкви и Папы Римского, но и против повстанцев в годы крестьянской войны.)

В Германии пытки были отменены только в середине XVIII в. Отмена пыток стала завоеванием гуманистических идей эпохи Просвещения: Монтескье, Вольтера, Беккариа и др. Ч. Беккариа, например, выступая за замену смертной казни каторжными работами, считал, что метод устрашения только тогда будет эффективен, когда люди постоянно будут видеть страдания каторжан. Эти идеи были впоследствии положены в основу реформы уголовного права и процесса во многих странах Европы.

В за­ча­точ­ной фор­ме инквизиционный процесс ис­поль­зо­вал­ся в су­до­про­из­вод­ст­ве древневосточных го­су­дарств, су­да­ми Римской им­пе­рии в по­след­ние ве­ка её су­ще­ст­во­ва­ния. С ре­цеп­ци­ей рим­ско­го пра­ва его прин­ци­пы бы­ли вос­при­ня­ты ка­но­ни­че­ским пра­вом, а за­тем свет­ским за­ко­но­да­тель­ст­вом во Фран­ции, Гер­ма­нии, Ита­лии, Рос­сии и не­ко­то­рых других стра­нах. Во Фран­ции пе­ре­ход от ча­ст­но­го со­стя­за­тель­но­го про­цес­са к инквизиционному процессу про­ис­хо­дит в XII-XIII веках, в Гер­ма­нии инквизиционный процесс вы­ра­ба­ты­ва­ет­ся су­деб­ной прак­ти­кой в XV — начале XVI веков.

Про­из­вод­ст­во след­ст­вия и су­деб­ное раз­би­ра­тель­ст­во в инквизиционном процессе бы­ло не­глас­ным, тай­ным, пись­мен­ным. Ре­шаю­щее зна­че­ние для осу­ж­де­ния име­ло при­зна­ние под­су­ди­мым сво­ей ви­ны. Что­бы за­ста­вить под­су­ди­мо­го сде­лать при­зна­ние или рас­крыть со­уча­ст­ни­ков, в инквизиционном процессе при­ме­ня­лась пыт­ка. В XVII-XVIII веках про­цесс при­ни­ма­ет за­кон­чен­ный вид тай­но­го, ни­чем не стес­нён­но­го ро­зы­ска в от­но­ше­нии за­по­доз­рен­ных в со­вер­ше­нии пре­сту­п­ле­ния гра­ж­дан, ли­шён­ных поч­ти всех про­цес­су­аль­ных прав, в том числе за­щи­ты. Наи­бо­лее изо­щрён­ные приё­мы ис­поль­зо­ва­лись ин­кви­зи­ци­ей по де­лам о ре­лигиозных пре­сту­п­ле­ни­ях — ере­си, ве­ро­от­ступ­ни­че­ст­ве, кол­дов­ст­ве и прочем.

Бур­жу­аз­ные ре­во­лю­ции XVIII века в стра­нах Ев­ро­пы от­ме­ни­ли инквизиционный процесс; по­сте­пен­но он был за­ме­нён сме­шан­ным про­цес­сом.

В Рос­сии ро­зы­ск­ные прин­ци­пы на­ме­ча­ют­ся в Су­деб­ни­ках 1497 года и 1550 года, со­глас­но ко­то­рым ро­зыск про­из­во­дил­ся по де­лам о госсударственных пре­ступ­ни­ках и «ве­до­мых ли­хих лю­дях»; в Со­бор­ном уло­же­нии 1649 года инквизиционный процесс (сыск) уже де­таль­но рег­ла­мен­ти­ро­ван. Окон­ча­тель­ное за­кре­п­ле­ние инквизиционный процесс по­лу­чил в пет­ров­ском за­ко­но­да­тель­ст­ве («Крат­кое изо­бра­же­ние про­цес­сов или су­деб­ных тяжб» 1715 год), а позд­нее — в Сво­де за­ко­нов Российской им­пе­рии 1832 года и в Уло­же­нии о на­ка­за­ни­ях уго­лов­ных и ис­пра­ви­тель­ных 1845 года. При­ме­не­ние инквизиционного процесса бы­ло в основном уп­разд­не­но Ус­та­вом уго­лов­но­го су­до­про­из­вод­ст­ва 1864 года.

Инквизиционный процесс раз­ру­шил ча­ст­ный ха­рак­тер су­до­про­из­вод­ст­ва и соз­дал пред­по­сыл­ки для воз­ник­но­ве­ния современного пуб­лич­но-со­стя­за­тель­но­го (сме­шан­но­го) ти­па про­цес­са.